Дальтоник - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Слаповский cтр.№ 16

Поэтому и написано так мало, огорчался Геран, сделав это открытие. Он пишет только когда пишет. Это плохо. В остальное время, получается, он ничем не лучше похмельного дворника, метущего улицу и тупо мотающего при этом ничего не соображающей головой.

Но однажды вдруг вспомнилось, как в детстве он ездил с отцом к его брату. Тот стал офицером армии, и тем летом его часть оказалась довольно близко: прислали в западный Казахстан помогать гражданскому населению в уборке урожая; в прежние времена такие вещи практиковались постоянно. Брат дал телеграмму отцу, отец захотел его увидеть. Брат встречал и угощал их как мог. Достал где-то бредень и пошли с другими мужчинами к большому пруду. Геран впервые видел, как ловят бреднем рыбу. Бредень был длинный, но и пруд мелкий, поэтому его размотали во весь размах, двое тащили палку возле берега, двое с другой стороны, идя по горло в воде. Остальные подбадривали. И вот завернули, стали вытаскивать бредень на берег. Сначала была голая сетка и ощущение пустой, надувшейся внутри бредня воды. Но вот выпрыгнула рыбешка, показался рак, еще один — и вот большой, черной с проблесками, копошащейся кучей показался улов. Казахи, как потом услышал Геран у костра, не едят раков, поэтому их здесь и пропасть. Впрочем, и отец Герана, из вежливости обсосав две-три клешни, перешел на более понятную ему баранину, которой в тот вечер тоже было вдоволь. Геран помогал сортировать: крупных раков в одну сторону, маленьких — в воду, рыбную мелочь — туда же, рыбешку побольше — на уху, совсем большую рыбу — коптить в специальной железной печке.

И вот он вспомнил это однажды и подумал, что зря изводит себя подозрениями в неумении творчески и сконцентрированно мыслить. У каждого своя натура. Процесс, идущий в нем по ходу жизни, невидим так же, как волочение бредня в глубине. А когда он садится за стол, то есть бредень вытаскивается на берег с уловом-словами, когда начинает сортировать улов — что выкинуть, что варить, что жарить, это — результат предшествующей неосознаваемой работы.

На этом Геран и успокоился. Но иногда выпадают моменты, когда хочется работать, когда есть образ рассказа, все готово, нет только стола и бумаги. Хотя бы в такие моменты надо попытаться изменить свой стереотип.

И Геран попытался сделать это сейчас.

Прошлым летом он был в деревне, где живет мать Ольги. Как-то ветреным днем шел по улице, рассеянно глядя вперед, и увидел: впереди, пыля, едет ему навстречу машина. Прошел еще какое-то время и удивился: машина продолжает ехать, но не приближается. Подошел и понял, в чем дело: ветер тут крутится между машиной и сараем, поднимая клубы пыли за ней, как за едущей, а она давно уже стоит на приколе: вся проржавевшая, без стекол, колёса со спущенными шинами наполовину вросли в землю. Геран тогда на ходу придумал начало: «Машина стояла у дома. Издали казалось, что она едет: пыль клубилась за ней. Но это была всего лишь шутка шального степного ветра, вырывающего из голой сухой земли последние частицы плоти. Машина никуда не ехала вот уже двадцать лет. И уже двадцать лет в этом доме никто не жил».

Начало ему очень нравилось. Чудилась какая-то история. О мужике, таком же порывистом, как степной ветер. Но хозяйственном. Был у него дом. Жена. Двое детей. Машина, оберегаемая и лелеемая умелыми руками. Все было. А потом... Остается решить, что же произошло. Не просто придумать, а именно решить. Найти неизвестный член уравнения.

Этим Геран и попытался заняться, раз уж есть время. Всякое в жизни может произойти, придется, быть может, научиться сочинять и без бумаги.

Но ему помешали.

Карчин подсел к нему и, оглянувшись на Килила и тоскующего командированного, негромко сказал:

— Надо обсудить.

— Что именно?

— Вы, я вижу, человек интеллигентный, вы понимаете, что нам отсюда надо как можно скорее выйти?

— Понимаю, — согласился Геран, удивившись странной связи интеллигентности с необходимостью скорейшего освобождения. Впрочем, он тут же подумал, что зря удивляется: связь, несомненно, есть.

— Вы своего пасынка хорошо ведь знаете? — спросил Карчин.

— Более или менее.

— Как на него подействовать, чтобы он сознался? Чем его убедить можно? Пообещать купить что-нибудь? Или просто дать денег?

Геран подумал и сказал:

— Будем рассуждать логически. Если он действительно украл и спрятал, то там такие деньги, что ему все остальное покажется гораздо меньше. А если не украл, то нет и разговора.

— Я ему тысячу долларов предложу — мало? Тысячу долларов — и он на свободе! А так пусть там хоть десять тысяч, хоть сто, но он зато в тюрьме фактически и ему до них не дотянуться. Понимаете разницу?

— Я-то понимаю. Но он все-таки ребенок. В отличие от вас, он, скорее всего, считает происшедшее мелкой неприятностью. Ну, схватили — отпустят.

— Не отпустят! В тюрьму посадят, в колонию! — убежденно сказал Карчин.

— В тюрьму таких малолетних не сажают. А из колонии он сбежит.

— Он что, совсем неуправляемый у вас?

— Я просто пытаюсь смоделировать ход его мыслей.

Во взгляде Карчина явственно проступили презрение и негодование. Моделирует он тут, сторож-интеллектуал, черномазая морда! Но он сдержался.

— Хорошо. Кто на него может подействовать? Мать?

— Возможно.

— Так давайте ее вызовем! Пусть она поплачет, покричит, стукнет его пару раз, ну, как матери обычно делают, он и одумается.

— Ольга не кричит, не плачет и не бьет своих детей, — сказал Геран.

— Культурная, значит?

— Я чувствую, у вас сложилось почему-то представление о нашей семье, как какой-то посконной. Где бьют детей, пьют вечерами пиво с водкой и закусывают воблой, — усмехнулся Геран, буквально видя в этот момент перед глазами кинематографический (то есть условно достоверный), с быстрым мельканием сочных кадров, образ обрисованной им семьи.

— Не так? — зло съехидничал Карчин.

— Не так, — спокойно ответил Геран.

— Книжки читаете?

— Иногда даже вслух.

— А чего же он у вас у ларьков побирается тогда, а? Бл.., знаю эту породу: Достоевского читаем, а самим ж... прикрыть нечем!

Геран в ситуациях, когда оскорбляли его и близких, старался не отвечать оскорблениями. Это бессмысленно. Это территория противника, где тот заведомо победитель. Надо переманить его на свою территорию или озадачить. Для этого есть универсальный прием, достаточно тонкий, но одновременно действенный: сарказм при видимости полного непротивления.

— Конечно, — с охотой согласился он. — Легко заметить, что больше половины населения ходит с неприкрытой, как вы выразились, ж... Правда, по моим наблюдениям, некоторым очень идет. Особенно молодым девушкам. Одна беда: сомневаюсь, чтобы они все читали Достоевского. Так что напрасно вы связываете любовь к классику с неприкрытостью ж..!