Мария - королева интриг - читать онлайн книгу. Автор: Жюльетта Бенцони cтр.№ 82

— Без сомнения, жестокое разочарование после честолюбивых планов сделаться фавориткой!

— А почему бы и нет? — горделиво воскликнула Мария. — Фаворитка не обязательно становится катастрофой для королевства, как в случае с маркизой де Верней. Я по крайней мере научила бы его, как обращаться с женщиной, чтобы его собственная жена не воспринимала супружеское ложе как орудие пытки!

На этот раз рассмеялся кардинал.

— У вас на все есть ответ, госпожа герцогиня, но вернемся к Шале и его обвинениям!

— Что я могу на это ответить? Он лишен разума и готов обвинить кого угодно, даже королеву, лишь бы избежать тюрьмы! Допросите принца! Он скажет вам, что я делала все возможное, чтобы удержать его от женитьбы на мадемуазель де Монпансье, но не более того. Он любит своего брата и не допустил бы, чтобы при нем прозвучал хоть намек на покушение.

Ришелье с недоверием посмотрел на герцогиню, но от комментариев воздержался.

— Шале говорит также — я цитирую дословно, — что вы «страстно меня ненавидите», что вы хотели, чтобы он убил меня.

— Снова он все преувеличивает! Впрочем, признаюсь, вы не слишком дороги моему сердцу! Вы выдворили человека, которого я люблю, вы являетесь врагом всей знати, к которой принадлежу и я, вы боретесь против наместника Божьего, Папы! Да, я не люблю вас, и я желала бы, чтобы вас отстранили от власти, но я слишком дорожу собственной жизнью, чтобы хотеть отнять ее у кого бы то ни было. Жизнь так прекрасна!

— Когда вы молоды и красивы, охотно верю вам! Шале, должно быть, разделяет ваше мнение, но он рискует ее потерять!

Столкнувшись столь резко с действительностью, Мария почувствовала, что у нее защемило сердце.

— Лишить его жизни было бы бессмысленным варварством. Этот бедолага — всего лишь неразумный юнец, чья самая большая ошибка в том, насколько мне известно, что он желал понравиться всем сразу! Что же касается покушения на короля, то он был бы на это неспособен: нужно обладать завидным мужеством, чтобы смириться с мыслью о возможном четвертовании. А в нем этого мужества нет.

В последующие дни Шале сыграл на руку Марии, ведя себя как настоящий безумец. Когда он не писал оскорбительные письма герцогине, он впадал в мрачное отчаяние. Он перестал мыться, отпустил бороду, шагал взад-вперед по камере, издавая ужасающие крики, вопя, что он «хуже проклятого и хочет гореть в аду вместе с себе подобными». Мсье де Ламон, начальник швейцарской гвардии, охранявший Шале вместе с шестью людьми, попытался урезонить узника:

— Во имя Господа, мсье, не забывайте, что вы находитесь среди христиан!

— К черту христианство! — завопил Шале. — Вам легко читать мне проповеди, тогда как я готов поступить с собой, как поступали римляне: отравиться, разбить голову о стену, уничтожить себя!

— Подумайте только, что вы такое говорите! Врата рая закрыты для тех, кто налагает на себя руки!

— И вы говорите мне о рае? Повторяю вам, я желаю попасть в ад! Впрочем, я и так уже в аду.

— Так что же вы тогда жалуетесь?

В это самое время бурная сцена происходила между Анной Австрийской и ее супругом в неизменном присутствии королевы-матери. Королева «получила приказ» явиться к королю, и там она не нашла иного места, чтобы сесть, кроме табурета, в то время как ей полагалось кресло, как и остальным. Увидав табурет, она отпрянула, с презрением оттолкнула его ногой и предпочла остаться стоять перед королем, который ходил из угла в угол. Людовик тотчас же сел, образовав вместе со своей матерью своего рода трибунал, что оскорбило королеву. Между тем Людовик пошел в наступление:

— Вам придется ответить перед нами за ваши действия, мадам, и даже за ваши мысли. Вы уже несколько месяцев участвуете в заговоре против меня и королевства, вы, королева Франции!

— Это ложь! Я никогда не делала ничего, что могло бы повредить королевству или вам, сир!

— Лично — да, но вы были связаны с маршалом д'Орнано, с герцогом де Вандомом и Великим приором, которые теперь находятся в Винсене.

— Хотите и меня туда отправить? Действуйте, не стесняйтесь, но вы увидите, какой эффект это произведет на иностранные дворы, в особенности на испанский, где мой брат…

— На вашем месте я воздержался бы от подобных разговоров. Я подписал мир с Филиппом IV и не отступлюсь от него, но он — король, и как король он не станет оправдывать ваши преступные намерения. Вы посмеете отрицать, что желали моей смерти, чтобы выйти замуж за принца?

— Выйти замуж за принца?

Она разразилась презрительным смехом, затем с убийственной интонацией произнесла:

— Невелик был бы выигрыш! Королева-мать мгновенно вспыхнула:

— Вы посмотрите только, какая наглость! Кем вы себя возомнили, чтобы позволять себе презрительно относиться к сыну Франции? Вы были бы весьма рады отдать ему свою руку, чтобы сохранить корону, если бы преступные планы ваших дружков все-таки осуществились! Вам должно быть стыдно…

— Это вам должно быть стыдно, вы, злая женщина! С тех самых пор, как мы с королем поженились, вы не переставали вмешиваться во все, что вас совсем не касалось, и прежде всего вносить разлад между нами, потому что вы не желали уступить мне первое место, подобающее супруге короля! Оставайтесь на своем месте, мадам, и забирайте с собой этого дурного священника, этого Ришелье! Порой я вообще сомневаюсь, а христианин ли он!

— Вы не знаете, что говорите, мадам, — оборвал ее король. — Обвинять другого — не лучший способ самозащиты. Кардинал служит мне, и служит верно.

— Он восстанавливает против вас знать, других монархов Европы и даже Святого Отца! — воскликнула Анна, быстро перекрестившись. — И он будет действовать так до тех пор, пока подле вас останется лишь прислуга, ибо он хочет изолировать вас, чтобы упрочить свою власть над вами! А ваша мать помогает ему в этом.

— Довольно, мадам! Прежде чем заниматься моей политикой, ответьте сперва на предъявленные вам обвинения. Так вы желали или нет моей смерти и…

— Нет, сир! Никогда! Бог мне свидетель!

С этими словами она вышла, не дожидаясь приглашения, и вернулась в свои покои, где ее поджидала Мария. Лишь увидев ее, Анна припомнила, что ее имя ни разу не слетело с губ Людовика XIII или Марии Медичи. Она не знала, тревожиться ей по этому поводу или радоваться, — в той ситуации, в которой она находилась, постоянное присутствие подруги было ей дорого, — но это умышленное молчание не предвещало ничего хорошего. Мария была того же мнения.

— Может быть, мое имя защищает меня, — предположила она, — а возможно, они лишь ждут, пока против меня будет достаточно доказательств, чтобы нанести мне удар наверняка?

— Возможно, мне следовало бы посоветовать вам бежать, моя козочка, но, признаюсь вам, мне недостает мужества: ваше присутствие теперь служит мне единственным утешением.

— Даже если бы вы приказали, я не оставила бы вас! К тому же это означало бы признать хоть в чем-то свою вину и подтвердить слова этого бедолаги Шале!