Заколдованный участок - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Слаповский cтр.№ 23

Братья с грустью разглядывали упавший сверток, из которого высыпались деньги.

– Теперь еще хуже будет, – сказал Лев Ильич.

– Хуже некуда, – утешил его Андрей Ильич.

Глухая ночь настала.

Нестеров в своем доме стоит перед зеркалом.

Он стоит перед зеркалом и говорит:

– Тяжелая теплая рука поднимается... Поднимается...

И рука в самом деле поднимается. Но Нестеров недоволен. Он сжимает ее в кулак, хочет ударить о стену. Но передумывает, опускает и, отвернувшись от зеркала, спрашивает ночь за окном:

– Что я тут вообще делаю?

Ночь не ответила – и мы промолчим.

Мы скажем только, что не одному ему не повезло. Ну да, был он сегодня не в своей тарелке. А Шаровы, что ли, в своей? А тот же Мишаков, которого приняли за другого Мишакова? А Вадик, ревнующий Нину? А Нина, которую пригласили для увеселения постороннего мужчины? А Шура, которой только зря разбередили одинокую душу? Все были не в своей тарелке, потому что и Анисовка не в своей тарелке. А Россия, что ли, извините за публицистику, в своей тарелке – с этим сонмом людей, которых принимают за других, с этой куплей-продажей ради якобы святого и якобы святым ради купли-продажи и прочими вывертами? И это очень грустно, хотя и не трагично пока. Терпимо пока. Посмотрим.

1

Геодезистам Гене и Михалычу отвели пустующий дом для проживания. Доброта со стороны местного начальства какая-то даже непонятная. Мудрый Михалыч, выпивая после рабочего дня, изрек:

– Когда не знаешь, как отнестись к чему-то, не относись никак.

Поэтому они не стали доискиваться причин благорасположения, а просто устроились, радуясь удобствам, в том числе старому телевизору, газовой плите и холодильнику. Все это украсило и облегчило их жизнь. Само собой, такие перемены нельзя было не отметить. Михалыч и Гена отмечали три дня подряд.

Утром четвертого дня Михалыч, проснувшись и почесывая щетину, сказал:

– Ну, всё. Последнюю вчера прикончили. Пора работать.

Гена, не поднимая головы от подушки, сонно пробормотал:

– Я смотрю, Михалыч, ты хоть в возрасте, а здоров выпить!

– Опыт, – с гордостью трудяги отозвался Михалыч. – Когда я Нурекскую ГЭС проектировал, нам однажды с самолета ящик водки сбросили. Гуманитарная помощь, потому что мерзли мы очень. По ночам особенно.

– Ящик? И не разбился?

– На парашюте, само собой. Двадцать бутылок, значит. А нас трое. Ну, мы сели и... Не сразу, конечно, за два дня. Но пока не усидели, не успокоились.

– Живы остались?

– Как видишь. – Михалыч тяжело поднялся с постели, подошел к холодильнику, открыл дверцу и вдруг застыл.

– Ты в магазин вчера ходил? – спросил он Гену не оборачиваясь.

– Нет.

– А я?

– Тоже нет. А что? – приподнялся на локте Гена.

– А то!

И Михалыч распахнул дверцу, чтобы Гене было видно.

И Гена увидел в холодильнике несколько бутылок, выстроившихся в боевой ряд.

Он обрадовался и тут же испугался:

– Сопьемся на фиг!

– Я всю жизнь спиваюсь и не спился, – успокоил Михалыч. – Но можно, конечно, и проигнорировать! Он захлопнул дверцу.

– Ты чего? – вскрикнул Гена с таким отчаянием, будто дверца закрылась навсегда или будто сейчас ее откроют, а там ничего нет, показалось.

Он вскочил, подбежал, распахнул: всё на месте, не показалось. Гена рассмеялся с облегчением.

– Одним днем больше, одним меньше – какая разница! – заключил Михалыч, доставая холодную, запотевшую бутылку, а Гена сглотнул обильную слюну, которая неизвестно откуда появилась в его только что сухом горле.

Но это, конечно, только присказка, а речь пойдет совсем о другом.

2

Речь пойдет совсем о другом.

Началось это другое на сарайском рынке, где учительница-пенсионерка Липкина торговала сметаной собственного производства.

– Молоко, сметана, подходим, берем, говорим спасибо! От своей коровы, химически чистый продукт! – зазывала она.

Некая рафинированная дама, обследующая прилавки, услышав это, поморщилась и высокомерно сделала замечание Липкиной:

– Вы бы не говорили, чего не знаете! Химически чистых веществ в природе не бывает! А продуктов тем более! Обманывают покупателей как хотят!

Липкина ничуть не рассердилась. Напротив, она как бы даже обрадовалась и ответила:

– А вы, женщина, не принимайте все так буквально! Я что имею в виду? А то, что в этом молоке лактозы, глюкозы, жира, не считая альбуминов и прочих липидов, ровнехонько тринадцать процентов, а воды всего восемьдесят семь!

Дама растерялась, но не желала уступать в полемике с деревенской теткой:

– Какие познания, однако. А восемьдесят семь процентов воды – не много?

– Берите в магазине, там все сто, остальное краситель! Женщина, в человеке и то воды девяносто процентов! А тут молоко, вещь жидкая!

Но тут Липкина потеряла вдруг интерес к покупательнице. Она увидела мужа своей соседки Сущевой, Евгения. Радостно окликнула:

– Женя! Евгений!

Евгений дернул головой, заозирался и, вместо того чтобы подойти, метнулся в сторону. Тут только Липкина заметила, что он не один. Рядом с ним не сказать чтобы девушка, но довольно молодая женщина. Не абсолютная красавица, но вид ничего себе. Вид, как тут же заключила Липкина, исходя из крашенных в белое волос, голубых глаз и голенастых ног, однозначный. Как пить дать – любовница.

3

– Как пить дать, любовница! – рассказывала она в тот же день Анне Сущевой. – А он-то, он-то! Сделал вид, что меня не знает, представляешь? Быстренько скрылся, но я всё заметила! Говорила я тебе: не дело – мужика одного в город отпускать!

Анна не хотела верить.

– Да что вы, ей-богу... Может, это еще ничего не значит? Может, они работают вместе?

– На стройке, ага, – с иронией согласилась Липкина. – Она подает, он принимает. Или наоборот. С таким личиком на стройке не работают!

– А может, это начальника жена? – не сдавалась Анна. – Начальник попросил Женю помочь ей сходить на рынок. Вон Суриков с Шарова женой в город ездит – ну и что?

– Что там или не что, тоже неизвестно. Нет, дело твое, хочешь, чтобы тебя дурили, на здоровье!

Анна обиделась.

– Да что вы сразу! Евгений не такой! Он все деньги в дом привозит, он обо мне заботится! Он меня любит! Сроду не замечала, чтобы он...

И тут она вдруг умолкла. И молчала так долго, глядя в одну точку, что Липкина даже встревожилась.