Большая книга перемен - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Слаповский cтр.№ 108

Обнял тестя, извинился, вручил ударно-кремнёвый пистолет первой четверти девятнадцатого века – Тимур Саламович на пенсии стал коллекционировать старинное оружие; начало коллекции было положено незабвенным кинжалом «Кама».

Тимур Саламович растрогался, пустил пистолет по кругу, чтобы все рассмотрели.

– Вот делали же вещи! – сказал один из друзей, грузный, лысый, но с черными густыми бровями.

– И мы делали! – возразил Тимур Саламович. – И он делал, – указал пальцем на Павла Витальевича. – А потом ушел в бизнес, в спекуляцию, не сказать больше.

– В производство, если сказать больше, – тут же нашелся Павел.

– Разве сравнить? С нашими деталями люди с Байконура взлетали, на атомных подводных лодках Мировой океан рассекали.

– Папа, мы сто раз говорили, – улыбнулся Павел Витальевич. – Где тот Байконур, где тот океан? То есть океан остался и лодки – сколько-то штук, но завода нет. Забудьте.

– Извините! – погрозил пальцем сухой седой старик болезненного вида, с красными глазами, вдобавок у него потрясывались голова и руки. – Извините, завод есть! Но цеха пустые! А в административное здание понапихали офисов! Я однажды туда попал, иду по коридору – таблички, таблички. И тебе нотариус, и пищевые добавки, и вообще красота: «Интимтовары оптом». Навигационные приборы высокой точности сменили на гандоны! Тоннами продают!

И старики горячо заговорили о том, как хорошо было раньше, когда в Сарынске насчитывалось не меньше двух десятков оборонных предприятий, и как стало плохо, когда вместо них появилась какая-то дрянь.

Павел слушал их невнимательно. Он, естественно, ничего не пил, но накатил зато запоздалый похмельный голод. Он был рад этому – отвлекало от недоумения. Павел Витальевич не знал ведь об отношениях Егора с Дашей, как и вообще о том, что они близко знакомы. А Егор не знал, что Даша близко знакома с отцом. Он тоже почуял что-то неладное, притих, посматривал на Дашу, на отца, ловя их пересекающиеся взгляды.

Насытившись, Павел Витальевич встал и пошел в дом – как бы отдохнуть. В двери обернулся. Егор сидел спиной к даче, но оглянулся, будто что-то услышал. Павел Витальевич кивком головы пригласил его в дом.

Через пару минут, выждав паузу, Егор пошел туда.

Павел Витальевич сидел в мастерской, в старом кресле.

– Как дела? – спросил он.

– Нормально.

– Что делаешь сейчас?

– Ремонтирую театр.

– Специалисты нужны?

– Нашел уже.

– Все сам? Молодец, правильно. А девушка эта, она кто?

– Ты же с ней знаком, поздоровался, когда приехал. И я помню, после спектакля, когда у тебя в доме были, ты с ней общался, куда-то даже ее увел.

– Наблюдательный. Я имел в виду, кто она тебе?

– Я попросил ее пофотографировать.

– И все?

– Не понял, – сказал Егор, садясь на старый сундук, обитый жестяными полосами. – Тебя вдруг заинтересовала моя личная жизнь?

– Она меня всегда интересовала, – с прорвавшейся обидой сказал Павел. – А вам вот все равно. Вы с Радой совсем отделились от меня. Сдохни я завтра, только обрадуетесь.

– Не говори ерунды. А отделились мы давно. Ты же всегда был занят, мы тебя никогда не видели.

На самом деле Егор и Рада никогда не тяготились отсутствием отца, да и с матерью у них не было особой близости, им рано стало хватало самих себя. И все же Егор сказал о нехватке отца – по привычке любой диалог выстраивать драматургически. Люди хотят правильной драматургии: вот причина – а вот следствие, вот драма – а вот конфликт. Отца часто не было дома – причина. Отделение детей от него – следствие. Объяснять же ему, что на самом деле в жизни все сложнее или проще и причинно-следственные связи не обязательны, – пожалуй, не поймет.

К тому же в правильной драматургии кто-то должен быть прав, а кто-то виноват, Егор своим высказыванием сделал виноватым отца – понял, что ему этого хочется.

И угадал. Павел Витальевич вздохнул:

– Что верно, то верно. Мой грех. Но разве я для вас не делал все после смерти мамы? Да и до этого?

– Мы очень это ценим. Я серьезно.

– Это ты правильно добавил, что серьезно, а то еще не поверю.

Павел Витальевич потер лоб. Егор чувствовал в его поведении что-то необычное. Неуверенность, растерянность. А может, это просто похмелье – вид у отца нездоровый, наверное, накануне позволил себе.

– Теперь такой вопрос, Егор, – сказал отец. – Только не удивляйся. У тебя с этой девушкой что-то серьезное?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты понимаешь.

– У Даши есть жених вообще-то.

– Да мало ли! И никакой не жених, а так…

– Ты владеешь информацией, я смотрю.

– Да, владею. Так вот, сын, вопрос: ты ее любишь? Хочешь на ней жениться?

– Ого!

– Я бы никогда не спросил, если бы это было твое личное дело. Но оно не тебя одного касается.

– А кого еще?

– Меня.

– Ого!

– Опять «ого»! Говорю без фокусов: я эту девушку люблю и собираюсь на ней жениться. Мы с ней общаемся, она не говорила?

– Нет.

– Общаемся пока так… Ну, без всяких… Пока по-дружески… Но она думает над моим предложением. Я помог ее семье, ее матери – не потому, что хочу ее купить, а… Ну почему бы не помочь семье девушки, которую считаешь невестой?

– А она считает себя невестой?

– Она думает, я же сказал! Она свободна! Но если ты ее тоже любишь, если у тебя серьезные планы, я тут же устраняюсь.

– Благородно.

Павел Витальевич посмотрел на сына снизу вверх, отчего зрачки ушли под веки, а глаза показались белыми, гневными.

– Ты мне поехидничай тут еще! – сказал он. – С тобой о смертельно важных вещах говорят, доходит до тебя?

– А если я действительно собираюсь на ней жениться? Ты в самом деле отойдешь в сторону?

– Да. Может быть. Не знаю. Да врешь ты все, – сказал вдруг отец с явным облегчением. – Уж я-то тебя знаю – врешь, Егорушка. Ничего ты ее не любишь, жениться не собираешься. Иначе ты бы себя по-другому вел.

– Это как?

– Не знаю. Почитай своего Станиславского, он объяснит. Пошли к гостям, а то неудобно.

– Я сейчас.

Егор зашел в туалет, хотя ему было не нужно.

Сел на крышку унитаза.

Стал думать.

Он стал думать о том, насколько ему действительно нужна Даша, насколько он готов перейти дорогу отцу. Ведь если перейти, надо действовать и дальше.

И понял: не готов перейти дорогу, не хочет переходить. Вопрос отца, поставленный ребром, помог Егору понять, что Даша – всего лишь увлечение, необходимое для подогрева честолюбия. Вот для чего в драматургии, в театре нужны острые сшибки персонажей: в конфликте выявляются истинные побуждения каждого. Герой говорит: «Люблю!» Ему говорят: «Хорошо, умри за нее, отдай миллион, сделай то-то и то-то». И он понимает: не готов. Вывод – не любит.