Кровные братья - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 34

— Что за ерунда! Ну, может, повздорили разок-другой…

— Так вот, хочу предупредить, чтобы ты этого пацана — Лисицына — раз и навсегда оставил в покое.

— Вон даже как! А ты, Толечка, не слишком ли много на себя берешь?

— Не слишком. И ты это прекрасно знаешь.

— Ну поживем — увидим.

— Не беспокойся. Обязательно увидим. Пошли, Лисицын.

Небольшая двенадцатиметровая комната Орликова произвела на Лисицына большое впечатление. Узенькая кушетка, прикрученная к стене откидная доска, выполнявшая функции письменного стола, несколько застекленных книжных полок, составленных одна на одну таким образом, что образовался аккуратный и элегантный стеллаж, прикрученные к задней части двери крючки и вешалки с размещенным на них не слишком обширным гардеробом Орликова. В центре комнаты вместо люстры или еще какого полагающегося этому месту верхнего светильника была размещена боксерская «груша». С первого же взгляда сфера интересов и увлечений хозяина не вызывала никаких сомнений. А еще плакаты, яркие, динамичные, поблескивающие зарубежным глянцем, с которых в комнату «врывались» многочисленные современные боксерские кумиры. Добрый кусок стены был сплошь заполнен многочисленными орликовскими трофеями: свидетельствами, грамотами, спортивными вымпелами. Да и пара полок была посвящена завоеванным наградам: кубкам, статуэткам, укрепленным на специальных планшетах медалям и памятным значкам.

Лисицын, попав в эту полувыставочную обстановку, даже присвистнул от удивления:

— Ну и ну… Здорово! Прямо как в музее!..

— Да музей тут ни при чем. Все это мое собственное. И собираю эту коллекцию я, между прочим, больше восьми лет.

— Ну молоток!

— Так пока некоторые предпочитают размахивать кулаками в подворотнях, другие выступают на рингах. И поверь: синяков, шишек и травм за эти годы я заработал уж никак не меньше тебя, можешь быть уверен. Другое дело — за ради чего их получать.

— Все равно здорово!

— А ты, Лисицын, кроме того, что любишь по-бузить на улицах и во дворах, чем, собственно, занимаешься?

— Ну чем… Так. Всяким.

— Например?

— Ну учусь… Орликов усмехнулся:

— Так учишься или ну учишься? Теперь уже настал черед улыбнуться Лисицыну.

Собственно, ни одному человеку в мире Олег не позволил бы вмешиваться в свои личные дела, учиняя форменный допрос. Но попытаться грубо отшить парня, который только что спас его от неминуемой жестокой взбучки, было бы беспардонным хамством, это понимал даже Лисицын, не слишком, в общем-то, поднаторевший в вопросах хорошего тона. Да и вопросы Орликов задавал как-то легко, необидно, с хитрым прищуром, словно он заранее уже знал все мыслимые ответы.

— Честно говоря, ну учусь…

— Это значит, перебиваешься с двоечек на троечки?

— Ничего подобного! То есть «неуды», конечно, хватаю иногда, но к концу четверти все железно исправляю. Да и «трояков» не так уж много. Вот поднажму и выйду в чистые «хорошисты».

— И когда же ты «поднажмешь»?

— Ну не знаю…

— Ясно. А что еще?

— Что «еще»?

— Читаешь что-то, занимаешься спортом?..

— Читаю, конечно. Вот недавно прочел эту… как ее?.. — Лисицын пощелкал пальцами. — Вот черт! Забыл название. А потом еще другую…

— Тоже забыл?

— Забыл. Не держатся они у меня в голове, названия эти. Телевизор смотрю, видик…

— И все боевики, конечно?

— Ну, в общем, да.

— А спортом почему не занимаешься?

— Как не занимаюсь? Мы с пацанами почти каждый день в футбол гоняем. Вон в том дворе площадка есть. Маленькая, правда, тесная. Но ничего.

— Знаю я эту площадку. Какой там может быть футбол? Там трем человекам развернуться негде.

— Ну уж что есть.

— Я не об этом. Я тебя о спорте по-настоящему спрашивал. Чего бы тебе, например, боксом не заняться? Парень ты вроде бы не слабый…

— Боксом! Да кто ж меня возьмет?

— А ты пробовал?

— Ну, в общем-то, нет.

— А почему?

— Что же я, приду вот просто так: «Здрасте, я Олег Лисицын, хочу стать чемпионом мира».

— Ну если ты с порога такую глупость сморозишь, тебя, конечно, тут же выгонят. У нас дурней и паяцев не любят. А если по-серьезному, то и посмотрят, и попробуют, и дадут возможность себя проявить.

— Да и куда идти-то?

— Ты даешь! Да на всех городских досках, у всех станций метро без конца: «Приглашаем», «Проводится набор», «Открывается секция». Ты что, никогда не видел таких объявлений?

— Видел, конечно.

— И что же?

— По-разному. То телефон забуду, то ручки нет, чтобы адрес записать… Один раз совсем собрался было…

— Ну и?..

— Да как-то… застеснялся. Орликов громко расхохотался:

— Ну уж на кого, кого, а на застенчивого скромника ты совсем не похож. Скорее, на лентяя и оболтуса.

— Знаешь что, ты все-таки…

— Не обижайся. Я понял. Ты из тех, кого надо взять за ручку, повести и ткнуть носом.

— Никуда не надо меня водить! Вышел из этого возраста!

— Не ерепенься. Затра покажу тебя нашему Нилычу. Парень ты крепкий, кажется, с характером, он таких любит, если, конечно, дурака валять не будешь.

— Это еще что за Нилыч такой?

— Мой тренер. Федор Нилович Кубин. Слыхал?

— Не-а.

— Вот темнота! Да он совсем недавно еще сам выступал. И как выступал! Считался одним из лучших средневиков страны. Сейчас уже, конечно, окончательно ушел на тренерскую. Кучу классных парней выучил.

— И тебя в том числе?

— Ну и меня, наверное. Завтра в пять у моего подъезда. Договорились?

— Ладно, приду, посмотрим.

— Форма какая-нибудь спортивная найдется?

— Уж как-нибудь.

— Ну пока. У меня еще на сегодня куча дел.

Поезд мягко подплыл к перрону, и вечно торопящиеся пассажиры уже рванули к дверям вагона, но Александр Борисович Турецкий не спешил. Если по правде, то он лукавил, говоря своим товарищам, что отбывает в Питер знаменитой «Стрелой». С точки зрения представительства это было бы, конечно, правильно — естественно, что помощник генерального прокурора, государственный советник юстиции третьего класса А. Б. Турецкий должен передвигаться между Москвой и Санкт-Петербургом исключительно на «Красной стреле», и никак иначе, — так вот, это было бы во всех отношениях правильно, но не вполне логично в плане личного удобства: уж больно рано прибывает в имперскую столицу этот самый знаменитый, прославленный поезд. «Там же, блин, в этой промозглой Северной Венеции, зимой светает только в полдень, и притом сразу же начинает снова темнеть, — рассуждал Турецкий. — „Стрела“ приходит в восемь утра — это же еще темная ночь и только пули свистят по степи! Тьма-тьмущая! А главное, и делать-то мне там в такую рань абсолютно нечего: люди искусства в эти часы еще не принимают следователей из прокуратуры. Они мирно почивают и набираются творческих сил и энергии».