Цена жизни - смерть - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 65

Турецкий глянул и убедился.

— Но остальные стихи, — продолжил Кривой, — не имеют к нему ни малейшего отношения. Их автор — Ожуг.

— Как? — Это что-то вроде бы напоминало… Или нет?

— О-жуг.

— Ожуг?! — Турецкий хлопнул себя по лбу, так что мозги зазвенели. Ведь так же звали ее пса, ньюфаундленда — именно Ожуг!

— Ян Болеслав Ожуг, — уточнил Кривой, достал свое заключение и придавил его сверху небольшой книжечкой упомянутого автора. — Отличный польский поэт. Полагаю, знание его стихов делает честь вашим государственным преступникам.

— Польский?!

— Ну да, а что такого. — Кривой заметил, что Турецкий разнервничался. — Я кого-то не того для вас нашел?

— Да нет, все отлично. — На самом деле все было на редкость отвратительно.

— Так что поляк вам попался. Собственно, потому и были проблемы, что мы имели дело с переводами. Ожуг — довольно крупная величина в польской поэзии, и, если б вы сразу сказали, что стихи переводные, можно было бы этот орешек гораздо быстрее раскусить.

— А что же вы мне там говорили про сходство с Есениным? — растерянно спросил Турецкий.

— Эти аллюзии были неслучайны. Есенин — давняя литературная привязанность Ожуга. И вообще, он тоже такой же полудеревенский, этнографический, как бы это сказать, экологичный, вот… О! — подпрыгнул Кривой. — Это же отличная мысль. Есенин — певец экологии! Можно смело Гринпис окучивать в таком направлении.

«…ДСДД встретил меня с распростертыми объятиями, снова агитировал за большой откровенный разговор, сетовал, что у нас не сложились отношения со времен моего детства и т. д., и т. п. Большой разговор он так и не решился начать, отвел меня к сараю, где хранились наши семейные реликвии, а сам пошел в дом, — видимо, собираться с духом.

Сарай был сухой, чистый и мог носить почетное звание нашего семейного музея. На полке возле входа лежал шлем, который отец когда-то надевал на Ожуга, пытаясь сделать из него водолаза-профи, и который Ожугу не подошел. Я повертела шлем в руках, и на меня нахлынуло… Вспомнила про Деда, потом про родителей и расплакалась, как трехлетняя девочка. Не знаю, сколько я рыдала, хорошо, что ДСДД не было рядом, не хотелось, чтобы кто-нибудь в этот момент меня видел. Пожалуй, он догадывался, что со мной может случиться истерика, и специально оставил меня одну. Я кое-как успокоилась, вытащила снаряжение во двор, проверила, все ли исправно, упаковала, в общем, провозилась часа четыре.

ДСДД показался во дворе один раз в самый разгар трудового процесса, спросил, не нужна ли помощь, но руки у него еще побаливали, он сам мне признался накануне по телефону, поэтому я ответила, что замечательно справлюсь сама.

Наконец, умаявшись как следует (таскать с места на место аквалангистское снаряжение работа вообще-то для здорового мужика), я зашла в дом.

ДСДД налил по чекушке за упокой души Папы, Мамы и Деда. Чекушка у него была полновесная — сто двадцать пять граммов, как полагается, и меня натощак после изрядной физической нагрузки сразу повело. ДСДД налил себе еще чекушку — за здоровье и, не теряя времени, достиг примерно той же кондиции, что и я.

— Надо было нам много лет назад распить с тобой по маленькой — за устранение недопонимания, — сказал он, смахивая слезу.

— Надо было, — согласилась я.

— Расскажи-ка ты сперва, как родители погибли.

ДСДД налил еще по полчекушки. Я больше не хотела, но он меня уговорил. Я коротко рассказала ему про тот кошмарный Новый год, про неповоротливость следствия и про то, как, не выдержав, сбежала из Москвы на Байкал и теперь совершенно об этом не жалею.

— Ты думаешь… ты думаешь, это было как-то связано с гибелью Деда?

Я не знала, что ответить. Я отчетливо помнила все детали, связанные с событиями лета восьмидесятого года, и у меня были некоторые смутные подозрения. Но я никогда не говорила на эту тему ни с Отцом, ни с Мамой, ни тем более с Бабушкой, и они сами никогда не обсуждали ее между собой, во всяком случае при мне. И почти наверняка в мое отсутствие — в нашей семье это было табу.

— Ты знаешь, кто был его старый знакомый, с которым Дед встречался перед смертью, — спросил он, не дождавшись ответа.

Я рассказала ему про открытие, сделанное мной на похоронах отца БГП-2.

— Точно, — подтвердил ДСДД, — это он. Они враждовали с незапамятных времен.

ДСДД рассказал, что СДД — тоже был нашим коллегой, биохимиком. Они с Дедом познакомились после войны, работали над одной проблемой, но Дед в цивильном НИИ, а СДД — под патронатом товарища Берии. СДД настрочил на Деда донос, и того арестовали, но ему невероятно повезло — выпустили буквально через неделю. Как, почему — покрыто мраком, а донос Дед видел своими глазами — следователь демонстрировал, он тоже не мог себе представить, что Деда придется освободить.

Потом ДСДД повел меня в кладовку и показал охотничье ружье Деда. Я помнила, что отец однажды, как раз в восьмидесятом году, брал его с собой в Москву. Но не помню, чтобы оно хранилось у нас дома. Впрочем, оружие всегда лежало в сейфе, и я им не очень-то интересовалась. Но когда тем летом приходили гэбэшники, отец показывал им московское ружье Деда — это я помнила совершенно точно.

— Отец отправлял его тогда в Москву вместе с оборудованием, — сказала я, — а на следующий год оно снова оказалось здесь.

— Надо же, все знаешь! Ты же тогда совсем девчонкой была! — удивился ДСДД. — Отец его мне потом контейнером назад прислал, разобранным, вперемешку со всяким железным хламом, для конспирации. Потом ко мне приходил деятель из «конторы», вместе с участковым, интересовался.

И тут, очевидно от выпитой водки, в голове у меня вдруг сама собой сложилась последовательность «роковых» событий. Стройная и логичная, с четкими причинно-следственными связями.

Выходит, всему виной «байкальский эликсир»?! Из-за него погибли мои родные, из-за него погибли родные БГП-2…

СДД и его шефы хотели получить формулу. Ради этого был написан донос, ради этого арестовали Деда. Но что-то у них не сложилось, и Деда освободили, а может, освободили специально, чтобы чувствовал, что обязан по гроб жизни, чтобы знал, кому обязан.

И СДД пришел получить должок, а Дед послал его подальше и, возможно, даже сказал, что все про них понял. И тогда они убили Деда. Подкрались к нему под водой, перерезали шланг, дождались, пока Дед захлебнется, потом порвали страховочный трос и отбуксировали тело подальше, чтобы мы не сразу нашли.

Но Отец-то тоже все понял!

Понял, что случайно так не бывает — даже если допустить, что шланг (кстати, новый и тщательно проверенный) вдруг (шанс: один на миллион) лопнул сам собой, допустить, что трос, совершенно надежный и рассчитанный на нагрузку полторы тонны, невероятным образом перетерся о камни, которых там не было и в помине… если предположить весь этот бред, то почему же наконец Дед, прекрасный пловец, между прочим, не вынырнул и даже не выпустил загубник, когда почувствовал, что вместо воздуха в рот льется вода?!