Убийство за кулисами - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 31

— Видите?.. Он жутко похож на депутата Шандыбина, если вы такого помните… Только глаза другие, и плюс борода с усами, и брови погуще… А так — словно брат родной, правда?

— Ой, и в самом деле правда! — не выдержала и рассмеялась Галя. — Здорово это у вас получилось… А что, глаза у него и правда такие… такие…

— Медвежьи! — подсказала Гудкова. — И сам он такой, я бы сказала, медведистый… Словом, впечатление, что воспитан не лучшим образом.

— Возможно, чисто чиновничья бесцеремонность, — предположила Романова.

— Возможно. К тому же он очень богатый человек… Видели колье с изумрудами и бриллиантами у Машеньки в шкатулке? Это он подарил… Стоит, Маша говорила, целое состояние.

— Спасибо вам огромное, Алевтина Борисовна! — искренне произнесла Романова и, аккуратно спрятав рисунок в файл, а затем в портфель, поднялась. — Вы просто бесценный свидетель!

Спустя несколько минут Романова, выйдя из дома погибшей примы, немного подумав, решила поймать машину: ей не терпелось показать Александру Борисовичу портрет неведомого Шатуна с пока неизвестным труднопроизносимым именем.

— Говорят, вы написали оперу, ни на одну строчку не купировав Шиллера? — Турецкий начал разговор с композитором с оперы, во-первых, чтобы расположить к себе Струковского, по его наблюдениям весьма сдержанного господина, во-вторых, дабы продемонстрировать ему, что не такой уж он и «лапоть» в литературе и музыке, как принято считать про работников органов.

Но если он и произвел в этом смысле впечатление на своего собеседника, Валерий Михайлович свое удивление ничем не выдал.

— Это правда, я не стал трогать шиллеровский текст. Я очень люблю этого великолепного поэта и драматурга, оперу на его «Марию Стюарт» мечтал написать давно… Но даже в самых смелых своих предположениях не мечтал о том, что она будет поставлена.

— Работали для души?

— Что-то вроде этого. — Впервые за разговор композитор слегка улыбнулся, и Турецкий подумал, что вид у Струковского не просто утомленный, а болезненный. Во всяком случае, его бросающуюся в глаза худобу здоровой никак назвать было нельзя.

— Говорят, в подлиннике Шиллер действительно впечатляет… Вы знаете немецкий?

— Это мое первое, еще до консерватории, образование, — спокойно произнес композитор. — Я никогда не кормился за счет музыки, работал параллельно переводчиком. В свое время довелось переводить для Фурцевой… Помните, была такая министр культуры СССР в шестидесятых?..

— Конечно, помню! — Турецкий уставился на Валерия Михайловича с изумлением. — И… часто вам доводилось работать со столь значительными людьми?

— Нет, — невозмутимо покачал головой тот. — Еще пару раз… В последний из них я переводил «Кошек», когда они привезли свой мюзикл к нам впервые…

Казалось, этот сдержанный человек, вызванный сюда по делу об убийстве солистки, исполнявшей главную женскую партию в его опере, ничуть не удивлен тем, что разговор зашел о его собственном творчестве.

«Сдается мне, он действительно болен, и, пожалуй, серьезно…» — подумал Турецкий и бросил короткий взгляд на Померанцева, пристроившегося за спиной Струковского в дальнем углу.

Валерий еле заметно кивнул и, поднявшись, направился к столу шефа, возле которого оседлал стул так, чтобы они со Струковским видели друг друга.

— Валерий Михайлович, — начал Померанцев, с немалым интересом разглядывая своего тезку — очевидно, разносторонность интересов свидетеля его впечатлила. — Мы слышали, что за рубежом вы довольно известный человек, а вот у нас что-то в вашей жизни не совсем складывалось.

— Вот как? — Композитор вновь еле заметно улыбнулся. — Что ж, в известном смысле этот слух верен. Хотя за рубежом меня знают исключительно как композитора-духовика. А здесь, в России… Видите ли, в молодости я, как говорят в таких случаях, излишне «разбрасывался». Поэтому и в Союз композиторов документы подал довольно поздно, в первый раз — отказали, хотя в консерватории учился в классе Хачатуряна…

— Почему же отказали?

Струковский усмехнулся и покачал головой:

— Вряд ли вам интересны наши интриги…

— Напротив! — возразил ему Турецкий. — Одна из наших версий дела, по которому мы вас пригласили, как раз связана с интригами…

— Вы, конечно, имеете в виду неприятности с театром, — кивнул Валерий Михайлович. — Что касается лично меня, если я и удивился, так не самому наезду, а тому, что нас так долго не трогали. Дали, как говорят теперь, раскрутиться.

— Кто именно дал, Валерий Михайлович? — мягко поинтересовался Померанцев.

— Если вы ожидаете от меня конкретных имен, я вас разочарую… Наша среда включает в себя слишком много постоянных, я бы сказал, перманентных интриг, причем источников их — масса. Это и зависть друг к другу, я имею в виду, к качеству музыки. И нежелание допускать коллег к своему собственному жирному куску… Да мало ли что!

Я по сей день не знаю точно, что сработало против меня, когда пытался вступить в Союз первый раз. А ведь сработало, несмотря на такую вескую рекомендацию, как рекомендация Хачатуряна… Возможно, просто то, что меня мало кто знал. Возможно, что-то другое, связанное не с моей персоной, а как раз с Хачатуряном… В любом случае в течение следующих пары лет я постарался обзавестись нужными знакомствами, и старался не зря.

— Что вы имеете в виду под «нужными знакомствами»?

— В первую очередь коллег, работающих в самом «Союзе», — усмехнулся Струковский. — Ни о каких «мафиози» речь, разумеется, не идет.

— А вообще-то «мафиози» имеют место?

Струковский, не задумываясь, покачал головой:

— Никогда о таковых не слышал. Наши внутренние делишки тем и противны, что мелки до пошлости… Ну а криминальные киты — это надо искать совсем в другом месте — в шоу-бизнесе…

— Интересная штука получается, — вздохнул Александр Борисович. — Все ваши коллеги твердят одно и то же, мол, крупные, настоящие мафиози — это шоу-бизнес, в крайнем случае попса… Но убили-то оперную певицу, а не попсовую! И по всем признакам — убийство заказное.

— Понимаю, что вы имеете в виду, — кивнул композитор. — Но дело в том, что по меньшей мере одну реальную мафию «Дом оперы» пусть слегка, но совершенно точно зацепил.

— А именно?

— Диски, — коротко произнес Струковский. — Империю, ведающую их производством, а главное, продажей… Эта, с позволения сказать, империя властвует по преимуществу на внутрироссийском рынке: доходы, стало быть, хоть и бешеные, однако на девяносто девять процентов рублевые… У «Дома оперы» по меньшей мере наполовину было наоборот: часть дисков шла по России, часть — за рубеж, и если уж говорить о наездах, то как раз накануне своей гибели, дня за три, Марк Иосифович подписал очень выгодный контракт с американцами, а в качестве исполнителей в нем фигурировали сам Строганов и покойная Маша… К слову сказать, теперь Юрию Валерьевичу как раз по этому контракту, видимо, придется платить большую неустойку: когда эти негодяи громили нашу студию, они уничтожили все диски. Но это вы, вероятно, и так знаете.