Семейное дело - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 74

Все эти напряженные дни, когда расследование убийства Скворцова и Бирюкова служило для Виталия Ильича Сумарокова чем-то наподобие наркоза, под которым он в состоянии был переносить семейные неприятности, все личное отступило на второй план. Привычно отмахиваясь от постирушек на веревке и ворочаясь без сна под аккомпанемент воплей Леночки, доносящихся из соседней комнаты через тонкую стену, Сумароков заставлял себя не проявлять интереса к мелким склокам, разыгрывающимся между Раисой и молодой семьей. Он не стремился возобновить разговор на квартирную тему, словно тема эта скончалась в зародыше, будучи отвергнута Толиком, которому, наверное, хочется сидеть на родительской шее до старости лет… своей или родительской старости, вот вопрос-то! Махнув рукой на малозначащие обстоятельства, сковывающие его угнетенный дух, следователь старался воспарить мыслью. Это ему удалось, и он почти удивился, когда, придя домой вечером, он встретил в прихожей у вешалки сына, который побежал ему открывать.

— Толик, а что с мамой? — растерянно спросил Сумароков. — Приболела?

— Мне надо с тобой поговорить, — вместо ответа на вопрос шепнул ему Толик. — После ужина зайди к нам.

Раиса — здоровее здорового — обрисовалась в неосвещенном коридоре на фоне светлого прямоугольника дверного проема кухни, точно привидение с поварешкой и в бигуди. Что бы ни замышлял Толик, Рае об этом докладывать было ни к чему, и Сумароков, не выдавая подозрений, послушно поплелся ужинать. На кухне властвовал вечно сопутствующий Раисиной готовке дым коромыслом, и Сумарокову припомнилось старое слово, обозначающее членов семьи: «домочадцы». Это кто, стало быть, те, которые чадят в доме?

— Домочадец ты мой, — ласково сказал он жене.

Раиса не поняла шутки, но на всякий случай улыбнулась. В последнее время муж пребывал в напряженно-нервном состоянии, и ласка от него ей доставалась нечасто.

Быстро завершив ритуал ужина, Сумароков отправился в комнату молодых. Ничего экстраординарного он от этой беседы не ждал. По всей видимости, Толик попросит повлиять на мать. А может быть, все-таки, устав от неустроенности, согласится на размен? Да, это было бы неплохо. Правда, страшно представить, как взбунтуется Раечка! Она по-прежнему, как в семидесятые годы, уверена, что им досталась замечательная, редкостная квартира. Ну правильно, тогда ничего лучшего не строили…

В комнате молодых его ждала объединенная радость, которой сияли улыбки Толика и Веры. Казалось, эта радость волнами плавала по комнате, как аромат гвоздик или роз. В манеже подпрыгивала Леночка, блестя своим пока еще невеликим набором первых зубов — кажется, пневмония благополучно изгнана пенициллином… Не успел Виталий Ильич спросить, с чего это они все так сияют, точно медные самовары, как Толик заговорил — так же вкрадчиво, с оттенком растроганности, как он это сделал, собираясь привести невесту в дом:

— Поздравляю тебя, папа, твоя мечта сбылась. У нас будет своя квартира.

— Откуда? — За время, нужное для произнесения этого коротенького слова, Виталий Ильич успел перебрать различные варианты и признать невозможность каждого. От своих родителей Вера ничего унаследовать не могла: ее семья жила в еще более стесненных условиях, чем Сумароковы; деньжищ таких Толик заработать не успел бы — разве что украл бы, а в честности сына следователь не сомневался… Наследство? Ну, может быть, так…

— Мне готовы купить «однушку» на работе, — рассеял недоумение Сумароков-младший. — Начальник спрашивал, почему я так плохо выгляжу, а когда я сказал, что дома не высыпаюсь, попросил обрисовать обстановку. Два дня думал, а сегодня вот сказал, что посовещался с кем надо, и такому перспективному сотруднику, как я, просто невозможно не предоставить квартиру. Предложил мне подыскать однокомнатный вариант… в пределах установленной суммы…

«Ущипните меня, я сплю», — именно такая мысль, заимствованная из художественной литературы, явилась Сумарокову, когда стало очевидно, что готовы сбыться его сокровенные мечты. Щипать себя он, однако, не захотел, а вместо этого стал всматриваться в лица Верочки и Толика. Эти молодые лица выражали кристальную уверенность в том, что не пройдет и недели, благодетель-начальник купит для них однокомнатную квартиру, и Раисино ворчание вместе с завешанным бельем коридором уйдет в прошлое и рассеется, как бредовый сон.

— На вашем месте, — прочистив горло, изрек Виталий Ильич, — я бы заранее не радовался. Неизвестно еще, какие изменения ждут конъюнктуру рынка… также и инфляция… фирма может развалиться… знаем мы такие истории! Вот когда квартира будет проверена на предмет криминала и куплена — тогда и радоваться будем. А то вы сразу, как дети малые!

Он ожидал, что в ответ на его охлаждающие пыл слова Толик и Вера скуксятся, обидятся — и впрямь, точь-в-точь как дети, у которых вырывают из рук дорогую, не принадлежащую им игрушку! Но оказалось, что эти юные балбесы, которых он привычно считал личностями незрелыми, несформировавшимися, повели себя адекватно.

— Конечно-конечно, — заторопилась Вера, — сейчас это очень приблизительно… Но договоренность твердая. Поэтому мы решили сообщить в первую очередь вам, потому что Раису Семеновну надо постепенно подготовить…

— Подготовим, — солидно заявил Толик, — когда подыщем квартиру.

И сейчас же развернул перед отцом эпохальный план поисков — с учетом всех требований. Большая площадь — это не главное: сейчас можно так перепланировать квартиру, что для всего найдется место. Расположенность в центре — тоже не главное: зеленый район на окраине тоже сгодится, даже лучше — будет где гулять с Леночкой! Основное требование — и Толик отказываться от него не намерен — близость к метро. Машину он в ближайшие годы покупать не намерен, а каждый день трястись утром в набитом автобусе — не захочешь никакой отдельной квартиры…

— Нужно, чтобы рядом была школа, — заглянула в будущее Вера. — Не возить же девочку в школу за тридевять земель!

Девочка так бодро запрыгала в манежике, словно завтра же собиралась в школу. И непременно с английским уклоном!

О Виталии Ильиче временно забыли: ему всего лишь дозволялось присутствие на этом празднике жизни, который все юное и нарождающееся отмечало словно бы в пику старому и заскорузлому. Он почувствовал легкий укол неудовольствия: обсуждают, а его мнения не спрашивают? Хотя… он ведь уже высказал мнение, когда предложил разменять квартиру. Размен не понадобился; обошлись без его одолжения. И собираются обходиться и дальше.

Раисе он, разумеется, ничего не сказал. Если бы даже Толик разрешил ему, все равно не сказал бы, потому что не знал, как к этому подойти. В их жизни назревали серьезные перемены.

Виталий Ильич Сумароков, отдаленный потомок поэта, немолодой человек с нелегким характером, размышлял об этих переменах, и все остальное перестало для него существовать. Осталась в прошлом загадка терактов, так горячившая его ум, ушло напряжение, толкавшее его вперед при участии в расследовании двойного убийства. Что же касается гордости за то, что он помог сделать безопасным то самое метро, к которому его сын планирует жить поближе, — такое чувство у этого честного служащего и возникнуть не могло. Он всего лишь исполнил то, что было ему поручено, какая же в том заслуга? Оглядываясь назад, он имел право сказать, что это оказалось не так уж сложно. Вот семейные дела — совсем другой коленкор: здесь надо предугадывать развитие событий за десять ходов вперед, действовать с иезуитской хитростью. О, эти семейные дела!