– И убийство Голика уже признал?
– Признал, козел. Подъехал к бедному политтехнологу на белой козе, с первого раза не вышло, а времени на обработку не оставалось, пришлось убирать.
– Сам?
– Не сам, конечно, у Сома одолжился. Слушай, Костя, давай Голика помянем, сам не знаю почему, только его одного мне в этой истории по-настоящему жалко. – Турецкий разлил коньяк и глотнул, не чокаясь.
– Гордеев сегодня звонил, – закуривая одну заветную (больше одной врачи категорически запретили – сердце), сказал Меркулов. – Яковлева со дня на день освобождают из колонии.
– Ага, Дениска говорит, что они с дядей собираются филиал своего детективного агентства открывать в Златогорске. Ключевского небось тоже возьмут – шофером. И Собакина – пресс-аташе. Кстати о Собакине, я тебе тут кассетку привез в подарок…
– Это ты зря, – отмахнулся Константин Дмитриевич. – Я как бы не в том возрасте…
– Ага, и не в той должности, чтобы блатной шансон слушать, только, оказывается, и это иногда полезно. – И «важняк» вдруг запел, гнусавя и с оттяжкой:
Его увели, расстреляли
Под старой тюремной стеной.
А вечером судьи гуляли,
Грустил лишь один прокурор.