Кровавый песок - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 29

Тамаре стало стыдно. До слез. Необходимость играть, пусть и не взаправду, перед отцом дрянную девочку лишила ее дара речи и вообще желания что-либо дальше делать.

— Ну ты че, Меньшова? Давай, — пихнула ее локтем Ленка Кукушкина. — Твои же слова.

А слова-то у Тамары как раз все до единого и вылетели из головы. Пауза затягивалась. Еще немного и она опозорится сама и опозорит тем самым отца. Сердце готово было выскочить наружу и разлететься на тысячи крохотных кусочков.

— Ну же, ну! — не отставала Кукушкина.

Внезапно, начинающие плохо видеть от набегавших лез глаза остановились на Ильинской. Та изображала из себя саму покорность и невинность.

— Гадина, — довольно отчетливо прошептала Тамара и, сжав кулаки, шагнула вперед. Зыркнула так, что Золушка вжалась в импровизированный камин. Но, чувствуя, что вот-вот разревется, развернулась и выбежала за кулисы.

Зал взорвался громкими аплодисментами.

— Да не реви ты, Том, — утешала Кукушкина, самый близкий в эту минуту человек. — Ну забыла слова, с кем не бывает. Зато как выкрутилась. Просто класс!

Знала бы она, что творилось сейчас в душе у Тамары. Горькая обида за несправедливую роль, стыд за себя и еще острое, непреодолимое желание доказать всем, что она может играть. Лучше всех!

После этого случая Тамара заявила отцу, что твердо решила стать знаменитой актрисой.

Хладнокровный Федор Терентьевич погладил дочь по голове.

— Ну актрисой, так актрисой.

— Не просто актрисой, а знаменитой актрисой, — подчеркнула она.

— Ишь ты, что-то я не слышал про такую специальность — «знаменитая актриса».

— Услышишь, — категорически заявила Тамара.

И начала готовиться. Серьезно, упорно. Не жалея своего свободного времени. Стала регулярно посещать школьный театральный кружок. В седьмом классе записалась в студию бального танца. Детская мечта превратилась в навязчивую идею.

За последующие три года, к окончанию школы она превратилась в стройную барышню с обворожительной белозубой улыбкой. Ильинская же, кстати, приобрела пышные формы, которые находили все меньше число поклонников. Вокруг Тамары, напротив, обожатели начали вырастать, что грибы в лесу после дождя. Но у нее была другая цель, и заводить с кем бы то ни было романы она не собиралась. Ее ждала совсем иная жизнь.

Москва поразила Тамару своими размерами, потоком машин, напряженным ритмом жизни, которым был пропитан весь город, стоило только ступить в него с перрона вокзала.

Она отправилась на Карамышевскую набережную, где в блочной пятиэтажке проживала двоюродная тетка отца Елизавета Петровна. Отыскав дом под номером четыре, поднялась на третий этаж, позвонила в тридцатую квартиру. Удивительное совпадение, но адрес соответствовал белореченскому, разве только отличался названиями улиц! Там она жила на Гвардейской.

Дверь открыла крашенная в ярко-рыжий цвет преклонных лет женщина.

— Верно, Томочка? С приездом!

Тамара успела лишь утвердительно кивнуть.

— Мне Феденька писал, да и звонил, пока ты ехала, — продолжала тараторить хозяйка. — Именно такой я тебя, деточка, и представляла. Вылитая Мария. — И Елизавета Петровна смахнула набежавшую слезу.

Квартира радушной хозяйки, с двумя смежными комнатами, напомнила Тамаре фильмы пятидесятых годов. Она словно провалилась на два с половиной десятилетия назад. Круглобокий, похожий на бочонок, черно-белый телевизор на такой же округлой и массивной, покрытой толстым слоем лака, тумбочке. Старомодный буфет на ножках. Рядом — комод-динозавр с приютившимся сверху таким же древним радиоприемником «Балтика». Один из углов занимала этажерка, сверху до низу заставленная книгами. Интерьер гостиной завершал небольшой диванчик с подлокотниками-валиками.

— Удивляешься? — прошелестела Елизавета Петровна, видя удивление застывшей посреди комнаты девушки. — Все это добро, я из коммуналки в шестьдесят третьем сюда перевезла. Как-никак — память. Да мне новое и ни к чему. А вот и твоя комнатка. — Она подтолкнула гостью к спальне.

Металлическая, на пружинах, кровать. Шкаф. Скромная тумбочка. На ней — тонконогий светильник с матерчатым, в цветочек, абажуром. Впору производить ретро-съемки. Небольшой, с изображением пьющих у ручья оленей, коврик у кровати завершал обстановку.

— Какая прелесть! — несколько лицимерно Тамара всплеснула руками. Впрочем, хозяка, кажется, ничего не заметила.

Елизавета Петровна расплылась в улыбке.

— Я понимаю, молодежи, конечно…

— Что вы, что вы, — перебила ее Тамара, — мне кажется, в таких условиях я прекрасно подготовлюсь к экзаменам.

Хотя предстояло еще пройти собеседование. Или другими словами — прослушивание. Засыпаться можно было еще на нем. Но Тамара старалась об этом не думать. Она не могла не поступить. Как потом возвращаться домой? Как смотреть в глаза отцу, одноклассникам, знакомым? От одной мысли об этом становилось дурно. И с удвоенной энергией навалилась на учебники, часами простаивала у большого старинного зеркала в ее комнате, читая своему отражению сонеты Шекспира и отрывки из произведений русских классиков. Выбирала наиболее эффектную на ее взгляд позу, которая могла бы вызвать у экзаменационной комиссии должную, естественно, в ее пользу, реакцию. Единственное, что она себе позволяла в плане отдыха — сходить на час-другой искупаться в Москва-реке. Благо до нее здесь было рукой подать, — десять минут ходу.

Елизавета Петровна к такому режиму относилась с пониманием, не докучала. Тихонько постучав в Тамаре в спальню, звала к столу. А вот за ним уже трещала без умолку, компенсируя свое многочасовое, если не сказать, многолетнее, молчание.

А Тамара думала только о своем. Она очень хотела поступить. И стать актрисой. Большой актрисой. Большой и знаменитой. И утереть всем нос в далеком Белореченске. Или носы? Но в первую очередь делала это для себя, для своего внутреннего «я», которое ей ежесекундно напоминало: это твой шанс, не упусти его, будь умницей.

Тамара поступала одновремено в несколько театральных вузов. Она прошла собеседование в Школе-студии МХАТ, в Щукинском училище, но успешно сдала экзамен только в Щепкинское. В Щепку. В списках поступивших она отыскала букву «м» и прочитала свою фамилию. Раз. Другой. Третий. Она поступила.

Елизавета Петровна искренне за нее порадовалась. немедленно накрыла праздничный стол. В последующие три дня Тамара узнала о двоюродной тетке своего отца буквально все, начиная с момента рождения.

Выскочив сразу после окончания школы замуж за молодого красавца-летчика, она уехала с ним в Москву. Но прожили вместе недолго. В тридцать восьмом, ночью, его забрали безо всяких объяснений, и больше Елизавета Петровна своего Сереженьку не видела. Летчик получил «десять лет без права переписки» и лишь многие годы спустя стало известно, что реально означает эта трагическая формулировка.