Глаза зверя - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 22

Коллеги одобрительно посмотрели на футболиста. А Грязнов с улыбкой произнес:

— Видали, какой горячий? Так что ждать больше и правда не имеет смысла. Володь, ты, как руководитель операции, что об этом думаешь?

— Думаю, вы правы, — сказал Поремский.

— А что будет потом? — неожиданно спросил Сулейман.

— В каком смысле? — не понял Поремский.

— Ну потом. Когда я окажусь в лагере.

— Спецназовцы окружат лагерь и осуществят его захват, надеюсь, что малой кровью. Но до этого еще нужно дожить. Увы, но обычно в жизни все получается не так гладко, как в теории. Естественно, риск будет очень велик. Но ведь ты знал, на что идешь, когда соглашался, правда?

Тут Миша Камельков, сидевший с задумчивым видом и машинально жевавший «сникерс», задумчиво произнес:

— А к чему такие сложности? Все можно сделать гораздо проще. Выяснить, где в точности находится лагерь, сфотографировать его для верности со спутника, а потом послать пару вертолетов с ракетами и…

— Как легко у тебя все получается, — с сарказмом заметил Грязнов.

— А что тут такого, — пожал плечами Камельков. — Я слышал, что некоторые высокопоставленные чиновники используют спутники даже в личных целях, а тут…

— Ага, — усмехнулся Солонин. — Например, чтобы выследить неверную жену. Это где ж ты такое слышал?

— Ну… — Камельков пожал плечами. — Источники самые разные…

Все присутствующие, за исключением Грязнова, улыбнулись, однако Грязнов остался серьезен.

— Дело не в том, насколько это сложно в техническом отношении, — сказал он. — Дело в другом. В этом лагере готовят шахидок, террористок-смертниц. А это в основном двадцатилетние девушки с несчастной судьбой, которым бородатые «борцы за веру» задурили головы. Девушки эти даже не догадываются, что их используют в качестве оружия в мафиозных разборках. Их там может быть и десять, и пятьдесят. Ты что же, предлагаешь обрушить всю эту ракетную мощь на. их юные головы?

Камельков покраснел.

— Вячеслав Иванович, да я ведь это так, к слову…

— «К слову», — мрачно повторил за ним Грязнов. — Бариев и его боевики найдут способ укрыться от ударов, залезут в какие-нибудь пещеры или катакомбы и переждут грозу. А потом сменят дислокацию и продолжат работу — денег у них на это хватит.

Камельков положил недоеденный «сникерс» на стол, вздохнул и потупил взгляд.

— К тому же сравнять лагерь с землей — это полдела, — включился в разговор Поремский. — Нам нужно выйти на тех, кто руководил смертницами, организовывал их доставку и проживание. На посредников в Москве и других городах. Нам нужно выявить всю систему, включая и схемы финансирования. А эти вопросы ракетой и бомбой не решишь.

— Да я уже понял, — тихо сказал Камельков, готовый провалиться сквозь землю под взглядами старших коллег.

— Молодец, раз понял, — улыбнулся Грязнов. — Ну что, ребята, за работу?

Через двадцать минут, включив громкую связь, Сулейман набирал телефонный номер квартиры Марата Исхакова. Первый гудок… Второй… Третий… Четвертый… Сулейман уже было хотел отключиться, но тут Марат снял трубку:

— Алло.

Сердце Сулеймана учащенно забилось. Он с удивлением понял, что и в самом деле рад слышать голос Марата. Поэтому волнение его прозвучало абсолютно искренне.

— Здравствуй, Марат! Это Сулейман Табеев. Помнишь еще такого?

— Сулейман? — Марат был сильно удивлен, это было слышно даже по телефону.

— Да, я, — сказал Сулейман. — Ты, конечно, не ожидал?

— Честно говоря, нет. Сколько времени прошло! И потом, ты не отвечал на наши письма.

— У меня были сложности в жизни, — ответил Сулейман. — Поэтому мне было не до писем.

— Сложности? Какие сложности?

— Разные, — нахмурившись, ответил Сулейман. — Я чуть не угодил за решетку, помогли только деньги.

— Как — за решетку? — взволнованно спросил Марат. — За что?

— Разбой и вымогательство. А вообще это не телефонный разговор.

— Да-да, я понимаю. Видать, здорово тебя жизнь потрепала, друг. — В трубке послышался щелчок зажигалки. — Ну, и как ты теперь?

Сулейман вздохнул:

— Живу, копчу воздух. Как там Диля?

— Нормально, — ответил Марат. — Сильно по тебе скучает. И говорит много. Запал ты ей в душу, Сулейман. Да что там Диля, мы все о тебе вспоминаем! Так плохо получилось с этим переломом. Я не думал, что ты уедешь так быстро, что мы даже не успеем попрощаться.

— Да уж, веселого мало, — мрачно ответил Сулейман. — Я тогда был в таком настроении… Ну, понимаешь, когда никого не хочется видеть?

— Понимаю, друг. У меня самого такое было в жизни, и не раз. Иногда как посмотришь, что вокруг делается, так и жить не хочется. Но нужно быть крепким и сильным. Не ради себя, а ради… — Тут Марат осекся, словно одумался.

— Слушай, — сказал Сулейман, — а как там наше… дело? Наше общее дело!

— Дело? Хорошо дело. А ты почему интересуешься?

Сулейман посмотрел на Поремского, сидящего рядом — тот молча кивнул.

— Да как тебе сказать… В последнее время я много думал, Марат. Думал о том, что ты мне говорил, о том, что мы обсуждали на наших встречах… Тогда я умом понимал, а сердцем не очень. Знаешь ведь, как это бывает? Тогда я, кроме футбола, вообще почти ни о чем не думал. А после той травмы… Знаешь, теперь я даже рад, что ушел из большого спорта. У меня появилось много времени, чтобы думать.

— О чем, друг?

— О том, как мы живем. Здесь, в Москве, все это чувствуется по-другому.

— А что в Москве? Плохая жизнь?

— Кому как. Если ты кяфир — то здесь тебе раздолье. А если нет, то… то полная мерзость. Таких, как мы, здесь бьют на улицах. Отца моего избили до полусмерти, и ни одна свинья не помогла.

— Да ты что! Сулеймана Фархатовича избили?

— Да, Марат, сильно избили. Ему здесь тоже несладко живется. Мы ведь теперь живем в Москве. Из Казани мне пришлось уехать. Из-за того дела… с разбоем.

— Н-да, понимаю. Значит, ты в Москве… — Голос Марата стал задумчивым. — А ты там официально живешь?

— Да, вполне. Мы с отцом продали квартиру в Казани и купили здесь.

— Интересно… Значит, Москва тебе не очень?

Сулейман замялся:

— Как тебе сказать, чтобы ты понял, Марат…

— Скажи как есть.

Сулейман тяжело вздохнул и хрипло ответил:

— Тяжело здесь, Марат. Раньше было бы легко. А теперь… Про отца я уже и не говорю. Вокруг одна грязь. Мы с ним часто об этом говорим. Больше-то мне здесь об этом поговорить не с кем. Вы далеко, а других друзей у меня нет.