Героиновая пропасть - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 34

Интерьер дачи отличался, как сразу увидел Турецкий, целесообразностью. Здесь было просто и удобно, почти по-городскому, в смысле бытовых удобств. Проходя мимо рабочего кабинета хозяина, увидел большой письменный стол, заваленный бумагами, пишущую машинку и вместе с этим вполне приличный компьютер на приставном столике. Но компьютер был выключен, а в каретке машинки был заложен лист бумаги. Вероятно, здесь старое, так сказать, успешно сочеталось с новым. А вот чему отдавал предпочтение хозяин, было видно.

Турецкий обратил внимание на это и улыбнулся, вызвав явный вопрос в глазах Фарида.

— Мне нравится ваша обстановка, — улыбнулся Александр Борисович, — я тоже всегда любил машинку. И никак не могу привыкнуть к этому чертовому компьютеру, хотя спорить тут не о чем. А вот рукой просто разучился писать. К сожалению.

Фарид понимающе покивал, но от комментариев отказался. Никаких особых разносолов на столе не было — обычный обед, приготовленный пожилой женщиной, которая молча кивнула Турецкому, а после так же молча подавала очередное блюдо на стол, унося освобождаемую посуду. Вероятно, домработница. Ничего спиртного также на столе не было, одна минералка. Но и щавелевые зеленые щи с яйцом и сметаной, и бефстроганов с картофельным пюре, и мороженое с клубничным вареньем были чрезвычайно вкусны. И Турецкий ел с аппетитом, доставляя хозяину, как он видел, большое удовольствие. А когда хозяин доволен, что гость оценил его гостеприимство, тут и контакт налаживается скорее и прочнее.

— Я уже примерно знаю, что составляет ваш интерес, Александр Борисович, — заметил между переменой блюд Галеев. — Товарищ, peкомендовавший вас, назвал две фамилии. Я покопался в памяти, полистал кое-какие документы и, надеюсь, теперь смогу в некоторой степени удовлетворить ваше любопытство… Или у вас имеется что-то более конкретное? Так поделитесь, если это не секрет огромной государственной важности.

— Готов немедленно это сделать, но, если позволите, хочу предварить нашу беседу следующим. Лица, которые меня как следователя интересуют, вам достаточно знакомы. Но, к сожалению, информация о них, как вы понимаете, мне нужна не для раздачи орденов. Повторяю: к сожалению. И когда наш друг, назовем его так, сообщил мне о вашем согласии помочь нам, ну, в той степени, насколько это возможно, я подумал о том, в какой опять-таки степени эта ваша помощь способна повредить вам. Поэтому, может быть, давайте поступим так? Я расскажу вам, с чем, собственно, связан наш интерес, а вы потом решите, насколько ваша информация может быть небезопасна для вас. Ибо мне представляется, здесь не просто пахнет криминалом, а, вполне возможно, насквозь пропитано им и даже зиждется на откровенной уголовщине. И не исключаю, что сообщенные вами сведения могут оказаться фактами для предъявления этим лицам серьезных обвинений. А я совсем не уверен, что вам охота, извините за прямоту, выступать в качестве возможного свидетеля по уголовному делу. Вот так, я все сказал.

— Ценю вашу предусмотрительность и заботу о свидетелях, — после некоторой паузы заговорил Галеев. — Но уверяю вас, я в том возрасте и положении, когда истина представляется чем-то более существенным, нежели прежние знакомства и вечная тяга человека к приукрашиванию своего прошлого. Именно по этой причине я с удовольствием послушаю сейчас вас, а затем расскажу, что знаю, попробую ответить на любые ваши вопросы, даже если они будут касаться вещей неприятных для кого-то из всех нас. Итак, что вы предпочитаете после обеда, кофе? Чай?

— С удовольствием выпил бы чашечку кофе.

— Хорошо, нам принесут его в мой кабинет…

Турецкий рассказал все, что знал на сегодня. Ничего не утаивая, но и не расставляя собственных оценок. Однако высказал несколько соображений, иначе говоря, версий происшедших событий.

Галеев слушал его внимательно, не перебивая вопросами, и держал в руках на весу блюдечко с кофейной чашкой, из которой так и не сделал ни глотка, пока говорил гость. Он как бы демонстрировал особый дипломатический шик: мол, все есть, но ничто нас не отвлекает. А когда Турецкий закончил и совсем недипломатично, одним глотком, осушил свою чашку уже остывшего кофе, тогда хозяин позволил себе маленький глоток, после чего отставил кофе в сторону, на свой письменный стол, на самый уголок. И больше к нему не возвращался.

— Я, кажется, понял, что конкретно вы хотите от меня узнать, Александр Борисович. Ну что ж… — похоже, это был его излюбленный оборот. — Ну что ж, — повторил он, — тогда слушайте…

И он стал рассказывать, как появился в Кабуле, заменив предыдущего посла, с которым уже работал Каманин. И пользовался у того не совсем понятным авторитетом, который, в свою очередь, инициировал и определенную вседозволенность. Далеко не сразу, но Галеев покончил с этой вседозволенностью, указав своему советнику на его истинное место. Что, думаете, понравилось?! Да конечно же нет!

Посольство вообще очень сложный организм, в котором посол и бог, и царь, и родной батька, и… человек, облеченный властью, с которой кое-кто просто вынужден считаться, даже и на дух ее не принимая. И честные люди попадаются, и отъявленные карьеристы, и откровенные стукачи. Словом, много чего уже потом, гораздо позже узнал о себе Галеев, когда возвратился на Родину. И ведь мог догадываться, но лучше бы никогда не знать, чтобы хоть веры в коллег не потерять. Куда там!..

Себя Галеев причислял к старой советской дипломатической когорте и старался верно служить идее и ведомству до тех пор, пока не пришло к руководству Министерством иностранных дел новое поколение сравнительно молодых людей, обладающих непомерными амбициями и поистине волчьей хваткой. Они ведь везде появились — и в политике, и в экономике — эти так называемые «чикагские мальчики». Вот тогда и покинул свое поприще Галеев, понимая, что в немалой степени обязан отставкой стараниям да хоть и того же Каманина со товарищи, вовремя учуявших новейшие веяния и кинувшихся в указанном направлении, как писал классик, впереди собственного визга.

А что касается конкретно этой компании, то тут, к великому cожалению, и сам Галеев не смог бы отрицать своей вины. В чем? Да скорее всего в том, что попустительствовал. Сам иной раз давал такие задания, выполняя которые честный человек ощущал бы свою причастность к заботам Отечества, а вот мерзавец в обязательном порядке нагрел бы руки.

Теперь ему, например, понятна роль Каманина, которому он поручил наладить предварительные контакты с такой сложной политической фигурой, как Али Шах Максуди. Понятно, почему случались постоянные срывы в переговорах, которые были на руку московским «ястребам», почему так долго не могли, или не хотели, прийти к решению о выводе нашего контингента домой в Советский Союз. Понятно и стремление некоторых фигур успеть как можно больше нахапать, наворовать, устроить собственное благополучие на Родине. А эта резкая вспышка наркоторговли, положившая начало героиновой интервенции через среднеазиатские республики в Россию! Будучи сам абсолютно честным и ответственным человеком, Галеев не хотел тогда верить в то, что его ближайшие товарищи и коллеги уже занялись контрабандой, спекуляцией, всеми теми позорными делами, которые неожиданно обрели в новых условиях, особенно с концом так называемой перестройки в обществе, статус узаконенного бизнеса, а сами мерзавцы — имидж удачливых бизнесменов, столпов нового общества…