Возвращение в Сокольники - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 50

– Лет-то? Сорок девять.

– Вот! А мне сорок пять. Мне бы тоже хотелось теперь куда-нибудь – так ведь нет, борюсь, работаю! Женишься же!

– В Москве трудно жениться, – сказал Однокозов. – Бабы там меркантильные. Я вот свою в провинции нашел, в Бресте.

– И что? Где теперь она? Какая разница – меркантильная, не меркантильная. Ну ладно, ты извини. Я не об этом.

Турецкий стал рисовать ему прелести московской жизни, а сам, будто слушая себя со стороны и наблюдая всю эту сценку чужими глазами, все больше и больше убеждался в глупости и даже безумности своей затеи. Зачем, зачем, зачем?

Однокозов знакомил Турецкого со своим хозяйством. И уговаривал, что тот ничего не понимает в настоящем деле, коим занимается он, Эдуард Терентьевич Однокозов. А если бы понимал, то не так бы и пел.

Турецкий и не помышлял петь, а сказанное воспринимал как образное мышление Эдуарда, погрязшего окончательно в своем деревенском хозяйстве. Если бы его можно было считать таковым. Картошка, моркошка, свекла, капуста – все это было так далеко от Турецкого, убеждавшегося в полной бессмысленности своей миссии. Никого не надо было спасать. Никто не желал «спасаться».

– А вот завтра на зорьке мы с тобой, Турский, махнем на охоту! – мечтательно проговорил Однокозов. – Ты такой охоты, как у нас, нигде не видел!

– Завтра на зорьке, как ты говоришь, я буду уже в Москве. У меня срочные дела.

– Как это так? – изумился Однокозов. – Разве к нам можно приезжать только на один день? Нет уж, я тебя просто не отпущу! Иди сюда и удивляйся!

Однокозов зашел в сарай и вывел наружу блестящий серебристый мотороллер.

– А! Как тебе? – обратился он к Турецкому, горделиво вздымая голову и похлопывая мотороллер по рулю, как похлопывали раньше по шее породистую кобылу. – Япония! Великолепная Япония!

– Слушай, давай не сейчас… – предложил Турецкий, представив себе, как пьяный Однокозов влезет на мотороллер. – Не хочется мне что-то…

– Как это не хочется? – возмутился Однокозов. – А не сейчас – так когда? Ты вон завтра уезжать собираешься, а сейчас не хочешь?!

– Так ты же меня не отпускаешь!

– Ну и что? Не отпускаю – и баста. При чем здесь эти штуки? А сейчас прокатимся. А ну-ка, Турский, иди сюда, полезай сам верхом на моего козлика. Вот ведь и фамилия моя сбылась – я один и козлик у меня один. Вот и все, и больше никого.

– А я? – спросил почему-то Турецкий, невольно поддаваясь на игривую и беззаботную пьяную болтовню Однокозова.

– А ты? Ты же завтра уедешь, – повторил Однокозов.

– А ты же меня собирался не пускать!

– А я тебя никуда и не пущу!

– А я убегу!

– А я тебя поймаю!

– А я вырвусь!

– А я тебя на мотороллере догоню!

– А я все равно вырвусь!

Турецкий не был настолько пьян, чтобы забыться. Но ему, изрядно захмелевшему, хотелось теперь немного поиграть в пьяного, поиграть в смешного пьяного, как играют почти все взрослые люди.

Играет ли в пьяного сам Однокозов? Иногда казалось, что да. Иногда, что нет.

Однокозов усадил его в седло, показал, как нужно газовать, отошел зачем-то на приличное расстояние и громко скомандовал:

– Газуй, Турский!…

Турецкий провернул правой рукой газ, как показал ему Однокозов, и поехал.

Он доехал до покосившегося плетня, возле лужи с потопленной в нем шиной повернул вправо и остановился, сделав таким образом совсем небольшой круг, у самого носа Однокозова.

– Ну как тебе машина? – спросил Однокозов.

– Зверь! – похвалил Турецкий.

– Улавливаешь настроение – машина скоростная, но мягкая.

– Улавливаю.

– Теперь дай-ка я.

Турецкий, видя состояние Однокозова, хотел было отговорить его, но промолчал, подумав, что пьяный Однокозов, лучше знакомый со своим «конем», разберется сам.

Однокозов уселся в седло и победным взглядом окинул Турецкого, подмигнул ему…

Мотор взревел, Однокозов помчался по двору, обогнул дом, из-за которого выскочил вдруг дед.

– Дед! Стой! – кричал ему Однокозов, зигзагами преследуя его. – Стой, дед! Интернат! Принудительное лечение!

Дед бежал испуганно, лихо подскакивая, и вскоре скрылся за соседним, заколоченным домом.

– Видел? – сказал Однокозов, подъехав к Турецкому.

– Видел.

– И вот так целые дни. Покою мне не дает.

– Веселый дедок.

– Выйдешь иногда, а он где-нибудь прячется. Такой у нас дед. А теперь, Турский, я покажу тебе какую-нибудь фигуру высшего пилотажа.

Сердце Турецкого сжалось в дурном предчувствии.

Мотор снова взревел.

Теперь уже отошел в сторону Турецкий.

Мотороллер тронулся с места, тихо покатился по бугристой земле, а затем вдруг помчался во всю прыть…

У покосившейся будки туалета Однокозов попытался на полном ходу развернуть свою машину, но что-то у него не вышло, мотороллер поскользнулся, и в один миг вместе со всадником влетел в будку и снес ее, а сам провалился в выгребную яму…

Турецкий кинулся к Однокозову, которого отбросило в сторону.

Тот лежал распластанный на земле в метре от своего покореженного мотороллера, застрявшего в яме.

– Жив, Однокозов?! – крикнул он, подбегая.

– Авария, Турский, – проговорил Однокозов, пытаясь подняться на ноги.

– Вижу, что авария.

– Страшная катастрофа…

– Ноги-руки целы?

– Да что ноги? – сокрушался Однокозов. – Что ноги-то? Ноги пришьют, если что. А его кто зашивать будет?

Турецкий помог Однокозову подняться на ноги.

Тот был безутешен:

– Ты на него посмотри: любовь! Любовь умирает, Турский! Был раньше Однокозов, был у него зверь любимый. А теперь зови меня Бескозов. Разве я теперь не Бескозов? Да не надо меня отряхивать. Я же дома, Турский, не в консерваторию мне. Пойдем помянем стального коня.

И они вернулись к столу.

– Было нас трое, – сказал Однокозов, поднимая рюмку. – А стало нас двое…

Затем, помолчав, добавил:

– Лучшие, конечно, ушли. – Посмотрел на Турецкого и провозгласил со скорбным видом: – Не чокаясь.

Они выпили. Турецкого распирало от смеха, и он с трудом сдерживал себя, глядя на Однокозова. Его не покидало ощущение, что тот просто смеется над ним. Не может, не может быть… Он хорошо изучил похожую породу людей, игравших всю жизнь в юродивых, в придурковатых, но в нужную, в важную минуту становившихся серьезными и вполне нормальными. Как правило, это было люди неплохие.