Московский бродвей - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 3

Король вытаращил глаза…

Ковтун уныло наблюдал за происходящим. Элем играл отвратительно, актер, изображавший голландского короля, в общем, тоже. Да и текст, который собственноручно был написан Ковтуном, даже ему самому казался просто тошнотворным.

– Придворные! – закричал Ковтун. – Давайте, давайте! Прохаживайтесь.

Придворные послушно начали прохаживаться взад-вперед.

«Ничего, – подумал Ковтун, слушая идиотский диалог монархов, – сойдет. „Пипл схавает“, как говорит один наш шоумен…»

– …А после пятой у нас начинают петь! – заявил Петр Первый, бросая бокал на пол. Пластмассовый сосуд закатился под диван.

– Хорошо, – оценил Ковтун, решив не мучиться дальше, – это последняя реплика. Теперь песня. Порепетируем ваши передвижения.

Оператор расставил на полу специальные метки, которыми Симеонов должен был руководствоваться, передвигаясь по площадке, и кивнул Ковтуну. Режиссер махнул рукой звуковику, и тот врубил на полную мощность песню Симеонова.

Танцевать Симеонов любил. Он делал это самозабвенно и с удовольствием. Говорили даже, что в свое время перед ним стояла дилемма – стать певцом или танцором. И только большие деньги, маячившие на горизонте будущей звезды эстрады, решили дело.

Придворные продолжали прохаживаться по площадке, Симеонов танцевал и исправно открывал рот под свою песню. Мелодия была заводная, мелодичная, и Ковтуну даже понравилось.

«Нет, определенно неплохо. Этот номер будет центральным в программе. Эффектно снимем, смонтируем, все будет хорошо».

Перед мысленным взором Ковтуна уже встала замечательная сцена: он в безукоризненном смокинге под аплодисменты взбегает на сцену и получает приз за эту программу. А потом новые заказы, слава, деньги… Покупка машины и дачи. Отдых на Канарах. Приглашение в Голливуд…

Все это настолько живо и реально предстало в воображении режиссера, что он не слишком отдавал отчет в том, что в действительности происходило на площадке. А между тем там творились странные вещи…

Элем Симеонов выделывал невообразимые па. Хлопья имитатора снега так и летели из-под каблуков его туфель. Анна Разина нервно курила, – видимо, молодой муж, при всех своих достоинствах, имел и негативные стороны: он напоминал ей об утраченной молодости, когда она сама почти вот так же скакала по сцене… Теперь же Разиной ничего не оставалось, как скрывать подтачивающую ее зависть. Охранники удобно устроились на ящиках из-под съемочной аппаратуры и равнодушно следили за происходящим. Казалось, они достигли нирваны и их уже ничто в этой жизни удивить не может. Все остальные были заняты. Ковтун, как уже говорилось, мечтал…

Внезапно один из придворных запустил руку под свой камзол. В этом жесте не было ничего удивительного, к тому же его почти никто не заметил: в этот момент придворного закрывала мощная фигура Симеонова.

Придворный вынул руку из-под камзола. В ладони оказался нож. Обычная финка с тонким лезвием.

Дальше события развивались настолько быстро, что никто из присутствующих даже не успел отреагировать. Разина только вытаращила глаза и протянула руки к мужу. На лицах медитирующих охранников отразилась вялая мыслительная работа. Массовка бросилась врассыпную…

Молодой, довольно тщедушный парень, изображавший придворного, кинулся с ножом к Элему Симеонову. Тот танцевал, повернувшись спиной к нападающему. Парень быстро подскочил к певцу, размахнулся и нанес Элему Симеонову сильный удар ножом в плечо. При этом он что-то выкрикнул, однако, по-видимому, никто, кроме Симеонова, не расслышал этих слов. От неожиданной боли Симеонов заорал так, что почти перекричал собственную фонограмму. Парень, не теряя времени, нанес еще один удар и пустился наутек.

Истекающий кровью Симеонов упал. Темная лужа быстро растекалась по искусственному снегу.

Фонограмма продолжала орать голосом Симеонова, поэтому ни его крика, ни визга женщин разобрать было нельзя. Разина с широко раскрытыми глазами поднялась со стула и выронила сигарету. Синтетический снег тут же почернел и оплавился.

Ковтун очнулся и, повинуясь какому-то условному рефлексу, побежал за придворным. Охранники, которые наконец оценили ситуацию, сделали то же самое. Но почти одновременно споткнулись о толстые кабели осветительных приборов и шмякнулись мордами о рельсы на полу.

Ковтун выбежал из павильона и понесся по бесконечному останкинскому коридору.

– Сто-ой! – закричал режиссер вслед удаляющейся фигуре в старинном камзоле. Парень, конечно, и не думал останавливаться. Он по-прежнему сжимал в руке окровавленный нож и замахивался им на редких прохожих. Ковтун побежал за ним. Им двигала естественная ненависть к человеку, который вот так, в одну секунду, разрушил все розовые мечты и поставил под угрозу его, Ковтуна, славу, карьеру и благосостояние.

Парень свернул в один из боковых коридоров, и на некоторое время Ковтун потерял его из виду. Однако не зря режиссер работал здесь, в Останкинском телецентре, уже несколько лет. Он быстро сообразил, что если преступник не свернет в маленький коридор – откуда по лестнице можно попасть на другую, черную лестницу, – то окажется в тупике, где только одна дверь – в туалет. И вот там-то его и можно будет взять.

Сзади доносились крики переполошившейся телевизионной публики. Ковтун свернул в коридорчик и снова увидел спину преступника. К счастью, тот не заметил выхода на лестницу. Ковтун бросился за ним.

– Стой! – кричал он, но парень и не думал останавливаться. Ковтун видел, как он, оказавшись в тупике, ворвался в туалет и с грохотом захлопнул дверь…

В коридоре было тихо. Видно, никто из многочисленной останкинской охраны еще не успел сюда добежать. Ковтун подошел к двери туалета и решительно распахнул ее.

Здесь было пусто. Сначала Ковтун подумал, что преступнику удалось каким-то образом скрыться. Только вот каким? Потом из дальнего угла туалета донеслись звуки какой-то возни и приглушенный женский вскрик.

«Это женский туалет», – вспомнил Ковтун.

– А-а-а-а! – раздался хриплый полушепот.

– Молчи, сучка! Прирежу! – расслышал Ковтун. Он неторопливо и осторожно подошел к крайней, прямо возле окна, туалетной кабинке. Взялся за ручку и решительно открыл дверь.

Парень в расшитом золотом камзоле держал свой нож точь-в-точь как в детективных фильмах – это Ковтун непроизвольно определил взглядом профессионала – прямо у горла своей жертвы, чуть вдавив лезвие в кожу на ее шее. И женщина лет тридцати, подвернувшаяся под руку преступнику, вела себя точно так же, как и бесчисленные жертвы в кино. Она сидела без движения, чуть приоткрыв рот, будто в беззвучном крике. В глазах ее застыл невыразимый ужас. Пожалуй, если бы Ковтуну когда-нибудь довелось снимать подобную сцену, он непременно точно так же построил бы мизансцену…

Женщина даже не успела натянуть джинсы, когда в кабинку ворвался преступник, поэтому ее растопыренные пальцы прикрывали бедра.