Я - убийца - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 59

– Да.

– Так он?.. – догадался Юрий. – Так он – голубец? То-то же он и тему такую животрепещущую вытащил из замшелого старикана Шекспира!

– Увы. Ни в малейшей степени. – Лика открыла глаза и повернулась к Юрию. – Чего нет, того нет.

– Тогда, наверное, он сам тебя, как Отелло… Ревновал, ревновал, да и решил снять. С перебором. До полного отрицания! Чтоб до отвращения! Такая причудливая экранная месть. Раз ты хочешь мне изменять – так получи! И захлебнись в своем чудовищном разврате! Так?

– Почти угадал. Но только в сравнении его с Отелло. Эта тема, тема ревности, его заинтересовала. Как непонятное чудо, как экзотика! Он начисто лишен чувства ревности.

– Как?

– Вадик – воплощение анти-Отелло!

– Как это?

– Ему все равно. Совершенно и абсолютно. Он выбирает себе то, что хочется в данный момент. Еду, одежду, девочку. Он трахает студийных прошмандовок не потому, что они ему нравятся, не для того, чтобы вызвать во мне ревность, а просто и естественно. По желанию. И только. Как с едой. Захотелось – купил сандвич перед обедом. Слегка испортил аппетит, но пообедал отлично. Так же и со мной.

– Бедная моя, – Юрий прижался к ней. – Как сандвич! Дай, я тебя пожалею.

– Боже упаси, я не жалуюсь. – Лика высвободилась из его объятий. – Мне это нравится. Это нравственно, потому что честно. Без обмана. Любовь и страсть – совершенно разные явления. А секс – это секс. Совершенно иная статья. Тут ни при чем ни любовь, ни разум, ни чувства. Особая страна!

– По-настоящему счастлив тот, для кого все эти три статьи совмещаются в одном человеке, так? – с надеждой спросил Гордеев. – Иди ко мне.

– Не городи детской чуши. Естественно, лучше быть богатым и здоровым. Но это нужно еще вымолить у Бога. Нужно заслужить. Послушанием и жертвами.

– Каким образом? Великим и святым искусством? Где на потребу зрителям… В котором тебя пионеры трахают в задницу перед камерой? Чтобы потом миллионы таких же прыщавых юнцов могли бы онанировать по кабинкам порнушек?

– Вот что тебя обидело, – рассмеялась Лика и, обняв, прижала голову Юрия к своей груди. – Маленький мой! Глупенький. Может быть, ты как адвокат и гений. Но в кино… Полный профан. Неужели ты думаешь, что я, как какая-нибудь проститутка, за деньги буду трахаться с тем, кто мне не нравится, кого я не люблю, не хочу? Да что я, по-твоему, на помойке себя нашла? Я бы обиделась на тебя, если бы не была искренне уверена, что ты сейчас сам страдаешь от своих грязных подозрений. Что ты мучаешься. Это так?

Гордеев, прижатый губами к мягкой груди, только промычал что-то невнятное в ответ и утвердительно закивал головой.

– Я тебя успокою, – Лика нежно погладила его по мускулистой спине. – Разве ты не задумывался, что эротические сцены, которые есть в любой картине, где снимаются великие и известные актеры, не могут быть осуществлены в действительности?

– Почему же?

– Ну… Как ты себе это представляешь?

– Элементарно!

– Тогда получается, что у тебя все актрисы – бляди как минимум? Так?

– А как? – Юрий высвободился и вздохнул полной грудью.

– Дурачок! А взрывы? А падения с лошади? А драки? Да мало ли что! И все это должны делать актеры сами? Да при такой системе за один съемочный сезон перебьют всех актеров.

– Ты нарочно путаешь.

– Милый ты мой… Не плачь, успокойся. На все есть свои технические приемы. Есть дублеры. Каскадеры. И для эротических сцен тоже. В договоре у каждой актрисы есть специальные пункты, что и как можно снимать. Можно ли обнаженную грудь? А поцелуй? И по условиям договора… Подбирают дублерш. Да не одну! Бывает так, мой милый, что жопка одной дублерши, а сиськи от другой. А писька…

– Я бы увидел подмену.

– На то и существуют монтажные приемы. Грим. Спецэффекты. Да там сотни и тысячи приемов. Такие хитрости! Профессионалы в упор глядят и не понимают. Ты что, в детстве в кино вообще не ходил?

– Ходил.

– Монстров всяких, великанов, волшебства всякие видел?

– Ага.

– В цирк тебя мама водила?

– Давно.

– Я тебя скоро поведу. Чтоб ты вспомнил, как там фокусники прямо перед тобой из цилиндра живых кроликов вытаскивают, а ты не замечаешь подмены. Ведь там живой человек прямо перед тобой. А тут – лишь световые пучки, тени на белом экране. Эх ты, простофиля.

Она что-то еще говорила, смеялась, объясняла, а Юрий Гордеев согласно кивал, улыбался. Но мысленно он уже был очень и очень далеко.

«Вот в чем дело, – теперь ему стало все понятно. И какое-то облегчение расправило плечи. – Теперь все сходится. Подмена! Дублеры, каскадеры. Один режет, а другой садится. Все просто и ясно. Двойник. У Игоря должен быть двойник! Так и должно было бы быть! Обыкновенный двойник! Сегодня же надо проверить. Свидетели, очевидцы – все они видели настоящего киллера. А Игорь – его каскадер. Двойник! Созвонюсь с Борисом… Немедленно!»

В городе было солнечно. Николай шел по центру, узнавал и не узнавал его. Так всегда бывает после долгого отсутствия, тем более что последние воспоминания относились к детству. И деревья стали маленькими, и дома приземистей. От городского парка, в том виде, что он помнил, не осталось почти ничего. Качелей с голубыми лодками не было, ракушка обветшала. Обойдя ее кругом, Николай обнаружил торчащий в куче мусора и поблескивающий облезлой анодировкой пюпитр.

– Молодой человек, мелочишки на прокорм не побрезгуйте…

– На прокорм?.. Сказал бы на водку, я бы поверил, – посмотрел на старика бывший раб, но порылся в карманах, достал никель и вложил в грязную ладонь.

– Обычно люди делают вид, что презирают жизненные блага, но мало кто добровольно ими делится.

Николай еще раз посмотрел на доморощенного философа и добавил еще один никель. Старик оживился.

– Как насчет спиртика? Я мигом, – предложил он.

– Спасибо. Не требуется.

Николай вспомнил, откуда знаком этот запах, преследовавший его от училища. Спиртзавод. С детства запах бродящей картошки был доминирующим, но, как ни странно, особенно чувствовался зимой, в отсутствие всех других запахов – цветов, разогретого асфальта или потных тел в городском автобусе. Спиртзавод граничил с училищем и был для преподавательского состава головной болью. Курсанты преодолевали высоченный забор всеми доступными и недоступными для нормального человека способами. На то и десантура.

Он миновал центр города и вступил в пределы рабочих окраин. Типовые пятиэтажки, гниющие во дворах «Запорожцы» и «Москвичи», разваленные песочницы с забытыми детьми совками. Изредка среди общего унылого запустения попадались островки частных домов с аккуратными садиками, непременными гладиолусами и корявыми старыми вишнями. Кислыми – вырви глаз.