Стая бешеных - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 63

– Не знаю… Я не понимаю, чего вы хотите…

– Идиот, – приблизил свое лицо Бухгалтер. – Ты проверял мои пятисотрублевки?

– Проверял.

– Ну и как?

– Наши детекторы неисправны, наверное…

– Ха-ха… Ваши детекторы в полном порядке. Более того, завтра ты можешь отнести вот эти купюры в банк – пусть проверят там.

И бухгалтер достал из кармана пачечку таких же свеженьких, хрустящих, новеньких пятисотрублевок.

Вагик взял их так, словно это была ядовитая змея.

– Но прежде мы должны договориться – ты хочешь мне помочь? – незаметно перешел на «ты» Бухгалтер.

– В чем? В чем? Проверить их?

– Делать их. Печатать. В огромном количестве. – Сказал, как забил костыль в шпалу, Бухгалтер.

– А что я могу?..

– Ну, не ты, твои хозяева. Понимаешь, я могу изготовить только одну купюру за день. Согласись – это капля, когда стоишь у океана.

– Нет-нет, я этим заниматься не буду!

– Конечно, ты и не сможешь. Этим буду заниматься я. Но с вашей помощью. Впрочем, если вас это не интересует, я могу пойти к другим…

У Вагика в голове перемкнуло. Полный крах, близкая смерть и смерть родных вдруг обернулись совсем-совсем другой перспективой.

«Подожди-подожди, – говорил он себе. – А если эти деньги засветятся в банке? Да, но не я пойду их проверять. Я пошлю кого-нибудь из своих людей. А если не засветятся?! Если проскочат?! Нет, это с ума сойти!»

– Я почему выбрал казино? – продолжал Бухгалтер. – Потому что у вас крутится масса наличных. Их тут отмыть – раз плюнуть. Никто и не заметит. Какой у тебя дневной оборот? Впрочем, можешь не говорить. Я приблизительно знаю. Так вот, мы за месяц-другой станем миллионерами, причем в Америке.

Да, это Вагик уже понимал. Вагик понимал уже куда больше! Он понимал, что на такие купюры найдется немало покупателей и в других казино, да везде, да на каждом шагу. Какими там миллионерами – миллиардерами они станут через месяц.

Но…

– Мне надо подумать, – сказал он, обретая прежнюю рассудительность и вальяжность. – Посоветоваться.

– Посоветуйся. До завтра. В десять я тебе позвоню.

Он выдернул у Вагика из рук пачку купюр, отсчитал пять банкнот и отдал хозяину.

– Этого хватит. Если не согласишься, оставь себе. За коньяк. Андрюша! – крикнул он. А потом снова приблизил лицо: – Да, если вздумаете меня убить – убьете свое будущее. Ты уже понял, что я умею все рассчитывать.

– То есть, по-вашему, получается, что моя подзащитная приехала из Крыма с совершенно пустыми руками? – с легкой язвительностью спросил Гордеев.

– Вот! – поднял палец вверх Чекмачев. – Теперь наконец и вы начинаете понимать!

– Что понимать? – Все еще улыбался Гордеев.

– Что ни в какой Крым ваша подзащитная не ездила, – сказал Чекмачев, словно разоблачил карточный фокус.

– Как не ездила? – Гордеев опешил.

– А вот так – не ездила. Ничем, кроме ее слов, это не подтверждается.

– Вы что, вы совсем с ума сошли?! – закричала Ирина. – Вы же сами в прошлый раз говорили, что проводник…

– Проверяли. Проводник вас не опознал.

– А где же я была целую неделю?!

– Вот это я вас и хотел спросить. Согласитесь, странно, приехать с юга и даже не загореть.

– Да мне некогда было загорать! Я искала деньги! Я продавала свое барахло! Я…

– Ирина Алексеевна, помогите мне, – «человечно» сказал следователь. – Чем-нибудь материальным вы можете подтвердить, что вы ездили на юг? Может быть, у вас остался билет?

– Нет, – потупилась Ирина. – Я его выбросила…

– А нельзя ли проверить в кассах? – вяло поинтересовался Гордеев. – Ведь на билетах, кажется, теперь пишут фамилии.

– Мы сделали такой запрос. Вот официальный ответ. Гражданка Пастухова не покупала билет в Симферополь в кассах Курского вокзала.

– Я заказывала его через фирму!

– Мы запросили и вашу фирму. Никто не подтверждает этого. Вот видите, Юрий Петрович. Теперь вам понятно, почему я стал строить совершенно иную версию?

– Понятно, – мрачно буркнул Гордеев.

Он был зол. Он был страшно зол на Чекмачева, на Ирину, но, главным образом, на себя. Что ж он так купился, как мальчик? Что ж он не предупредил эту хитрую менеджершу, что никакие игры ей не помогут. Что, обдуривая адвоката, она только губит самое себя.

– Ну, что скажете, Ирина Алексеевна? – спросил Чекмачев.

– Ничего, – зло сказала Ирина.

– Подумайте до следующего раза. И советую вам одуматься. Знаете, правда всегда лучше. Думаю, Юрий Петрович вам скажет то же самое. Могу оставить вас наедине минут на десять.

Чекмачев встал, пожал руку адвокату и вышел.

Гордеев стал собирать свои бумаги.

– Ты теперь тоже от меня откажешься? – тихо спросила Ирина.

– Мне бы очень хотелось сказать: «Откажусь», – жестко сказал Гордеев. – Очень!

Ирина упала руками на стол и зарыдала.

– Это Бог, дьявол, черт с рогами… Я не знаю, кто это на меня навалился! И главное – за что?! Все одно к одному, все! Ну в чем я виновата?! Я, знаешь, когда приехала на вокзал, когда вышла из поезда с двумя рублями в кармане, подумала, ну вот и все, кончились мои мытарства. Теперь доберусь до дома и отсижусь, как мышь в норе. Так не бывает, чтобы на одного человека столько сразу навалилось! Оказывается, ничего еще не кончилось! Даже ты… Да ездила я в Крым, Юра, понимаешь, ездила! И обокрала меня эта Зина. И этот Ливанов ее провожал. И вторую женщину он провожал. И нож был! И чемодан. Да там какая-то старуха все видела! Она еще кричала мне, чтоб я не шумела, а со мной истерика приключилась… Ну в чем дело?! Ну были же милиционеры, они все забрали!.. Куда это девалось?! Ну за что?! Ну почему я?!

– Ирина, – жестко встряхнул Пастухову за плечи Гордеев. – Слушай меня внимательно. Я очень неплохой адвокат. Я и более трудные дела вытаскивал. Но я сразу всем говорил: не обманывайте меня! Не водите меня за нос! Я не прокурор, я защитник.

– Я не обманываю тебя, Юра! Я тебя не обманываю! – закричала Ирина. – Если ты от меня откажешься, я… Я просто умру.

Гордеев минуту пристально смотрел ей в глаза. Она не отвела взгляд.

– Хорошо, – сказал он, скрипнув зубами. – Я проверю. Я напишу ходатайство о проведении дополнительных следственных действий. Я попытаюсь поверить тебе в последний раз, но если…

– Ты сам увидишь! Ты сам поймешь…

– Надеюсь, – сухо сказал Гордеев. – Мне больше ничего не остается.