– Я сам вас приму, уважаемая, – сказал он. – И не надо так возмущаться. Вы мешаете другим.
И царственно, несмотря на свой мизерный рост, пошел прочь, забыв задернуть за собой штору. Я поспешно сделал это за него, поскольку заметил взгляды коллег, устремленные на мою первую на сегодня клиентку.
– Вернемся к нашим подонкам, – сказала Наташа. – Думаешь, эти девочки могут что-то вспомнить?
– Я, например, не представляю, как разговаривать с детьми, которых изнасиловали, – развел я руками. – Со взрослыми другое дело.
– И когда доложить? – спросила она, уже вполне по-деловому.
– Сегодня вечером, – сказал я, пристально глядя ей в глаза. Потом достал свой сотовый, чтобы похвастаться. – Кстати, можешь мне теперь звонить по этому номеру.
– А Катя тоже может тебе звонить по этому номеру? – наконец спросила она то, что с самого начала вертелось у нее на языке.
– Еще нет, – сказал я. – Не представился случай сказать ей. А что, кстати, сказал твой Рембо?
– Что обломает тебе рога, – прыснула она в кулачок, глядя на мою физиономию, должно быть очень глупую в этот момент.
– У меня их еще никогда не было! – возмутился я. – И не будет. Это ему есть что обломать, так и передай.
– А почему ты кричишь? – вдруг спросила она.
– Это я кричу?
Мы с минуту напряженно смотрели друг на друга.
– Ты мешаешь мне работать, – сказал я наконец. – Там уже выстроилась очередь. Милые тешатся или бранятся, но только не в рабочее время. Адреса и телефоны у тебя в руках, фотороботы тоже. Выполняй, вечером лично мне доложишь. В устном виде, никаких телефонов! И больше никаких квитанций об уплате за юридические услуги. Только мне на ушко, чтобы никто не услышал. У вас все?
– Зануда, – она грациозно поднялась из-за стола. Я даже зажмурился. И снова чуть было не воспылал. Даже схватил ее за руку, чтобы удержать. Но она этот страстный мой порыв обратила в дружеское рукопожатие. И вовремя, поскольку к нам опять заглянула пожилая женщина.
– К вам можно? – спросила она. – Вы уже освободились?
– Да, конечно, – опередила меня Наташа.
И выскользнула из кабинки, успев показать мне язык.
– Садитесь… У вас что? – спросил я, рассеянно пробежав глазами по ее квитанции. День только начался, а Наташа меня уже утомила. Это что ж дальше-то будет?
– Простите, ваше имя-отчество? – спросил я.
– Антонина Игнатьевна, я уже вам говорила, – обиженно сказала она. – Так вот, мой сын только что из армии пришел, а сноха с ним развелась и требует, чтобы мы ее отделили с ребенком…
В обеденный перерыв я заглянул к Вадиму. Он вскочил, едва я вошел, выглянул за дверь, потом плотно ее прикрыл, прежде чем начать свое повествование.
– Мне кажется, Юра, мы с тобой лишь пешки в чужой игре, – начал он издалека.
– Ничего себе открытие, – фыркнул я. – Я это сразу понял. А ты из этого делаешь жуткий секрет? Бывает, что пешки проходят в ферзи. Не часто, одна из восьми, но бывает.
– Нас с тобой хотят использовать, как жевательную резинку, – продолжал он нагонять страху.
– Чтобы потом выплюнуть, – пожал я плечами. – Ну и что? А ты чего ожидал?
– Старичок, я как адвокат всегда понимал одно: надо помочь человеку, попавшему под молот закона, особенно если этот человек пострадал невинно. И все! А тут – совершенно для меня новая и абсолютно проигрышная ситуация. Если мы добьемся оправдания этого мальчика, который, похоже, не виноват, могут пострадать люди, не имеющие к этому никакого отношения и тоже безвинные. Если нам это не удастся, опять же пострадают, но уже другие. И тоже невинные, и даже не подозревающие, что делается от их имени, что творится за их спинами.
– Короче, – перебил я. – Ты теперь знаешь, что творится?
– Если короче, то схватились две могущественные финансово-промышленные группировки, два спрута. За очередной передел собственности. На кону миллиарды долларов. Может, десятки, может, сотни. И затянули в эту схватку всех нас. Кто они, могу только догадываться и предполагать. Знать не знаю, да и, если честно, знать не желаю.
– Все куда сложнее, – сказал я. – Знаешь ты много, да не все. Бах лишь одно из действующих лиц, одна из фигур, скажем, конь или слон, но далеко не ферзь, понимаешь? Лекарский и того меньше – пешка, которой в любой момент могут пожертвовать. Не говоря уже о нас с тобой. Это все очень серьезно, старичок. И в ферзи нам лучше не соваться. Это тебе понятно?
– Смутно, – признался Вадим. – Уж не хочешь ли ты сказать, что есть всемогущие люди, которые опустились до того, чтобы, использовав парочку насильников, вывести из игры коня по имени Бах, разрушив его репутацию? Смешно, Юра, это не тот уровень.
– Сначала дослушай. Существует еще третья сторона, о которой мне поведал Лекарский – наш тайный агент. Есть некий заокеанский банк, который хочет поучаствовать в этом конкурсе со своими огромными капиталами, только не знает, с кем для этого ему соединиться, и пока выбирает между группой Соковнина и группой Баха… А для них деловая и моральная репутация кое-что значит… Понял теперь? В то же время возможности у Соковнина – большие. На уровне ФСБ или ЦРУ, уж не знаю.
Вадим усмехнулся, глядя на меня.
– Я что-то не так сказал? – спросил я.
– Просто у тебя сейчас был очень важный вид, – сказал он. – Будто ты всем этим ворочаешь… Лучше я расскажу тебе одну историю, для разрядки. Приходил ко мне на консультацию один тип и напрямик спросил: а правда ли, что адвокаты все евреи? Когда я его успокоил на этот счет…
– Неужели ты снял штаны, – удивился я, – и продемонстрировал факт своего обрезания?
– Я показал ему паспорт, потом свой профиль. И только после этого он успокоился.
– Если меня спросят то же самое, я покажу кое-что другое, – заявил я.
– Старик, я не мент, я адвокат, – холодно заявил Вадим. – Я в любом случае должен убедить клиента, что он может мне доверять… Короче, – продолжал Вадим, убедившись, что я спокойно проглотил оплеуху, – он сказал, что хочет составить исковое заявление против Тима Гульдимана, швейцарского дипломата от ОБСЕ, работающего в Чечне, как против агента ЦРУ, служащего полковником в этой подрывной организации. Может быть, он все-таки генерал, спросил я. Нет, генерала ему пообещали, если он отделит Северный Кавказ от России, сказал этот клиент серьезно. Вы прочитали это в его агентурном задании, спросил я. Нет, оказывается, он это прочитал в одной нашей газете. Которую ни ты, ни я, ни наши знакомые не читают. В общем, я сказал, что не берусь за это дело, ибо знаю совершенно точно: в ЦРУ нет полковников. Как нет генералов, лейтенантов и прапорщиков. Это гражданская организация, и во главе ее стоит директор. Ну как у нас директор столовой или банно-прачечного комбината. Он обиделся и снова подозрительно посмотрел на мой нос, как бы проверяя себя. Я написал записку в нашу канцелярию, чтобы ему вернули деньги за прием, и сказал: это все, что я могу для вас сделать.