Черные волки, или Важняк под прицелом - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 18

Антон растянул тонкие губы в улыбку, и на лице появилось иронично-зловещее выражение. Да, физиономия что надо. Недаром черномазые так съеживаются, когда случайно встречаются с ним взглядом. Чуют, мрази, опасность.

Антон надел свежую футболку и джинсы. Подумал — и добавил к футболке вельветовый пиджак. Затем придирчиво оглядел свою внешность в зеркале. Обычный московский парень — может быть, студент, а может — молодой специалист какой-нибудь небольшой, но успешной фирмы. Светлая челка упала на глаза, и Антон небрежным движением откинул ее со лба.

Еще год назад он выглядел совершенно иначе. Не был ни этой бабской прически, ни этого идиотского пиджака, ни этих «педерастических» светло-голубых джинсов. Колючий ежик волос, черная куртка, черные штаны и ботинки на шнуровке. Униформа настоящего «черного волка», прячущая под собой тренированное тело, готовое и к боли, и к испытаниям и, словно высшим отличительным знаком, украшенное свастикой. Справа, прямо у сердца. А на левом плече — летящий ворон, сжимающий в когтях такую же свастику, только поменьше.

Прикид пришлось поменять, внешность изменить, а татуировки — безжалостно свести. Татуировок было особенно жалко. Их делал настоящий мастер. И не просто мастер, а человек высочайшей духовной закалки. Человек, который отдал жизнь за идею.

Антон прижал кулак к сердцу, а затем резко выбросил его вперед в приветственном жесте и глухо проговорил:

— Белая раса!

* * *

— Чмо черномазое, — презрительно проговорил, глядя вслед негру, Штырь.

— Тише ты, — процедил сквозь зубы Боровой. — Я тебе сколько раз говорил — мы не должны выпячиваться. Нужно выглядеть, как все.

— Да че со мной не так-то? — Штырь наклонил голову и оглядел себя. Снова поднял взгляд на Борового и недоуменно проговорил: — Все, как у тебя.

— Я не про одежду. Базар надо фильтровать. Это здесь ты свой, а там ты среди врагов, понял? Каждый, кто не с нами, — потенциальный враг. Запомни: никаких радикальных высказываний. Чтобы осуществить задуманное, нам нужна четкая, отлаженная схема действий. И поведение на людях входит в эту схему.

— Да ладно, ладно. Я понял.

— Ты от всех татуировок избавился?

— Сам ведь знаешь, что от всех.

— А на затылке?

— Да кто там увидит! У меня ж прическа, как у педрилы. Скоро волосы до жопы дорастут. Шифруюсь, блин, как Штирлиц.

Боровой поморщился.

«С какими кретинами приходится работать, — неприязненно подумал он. — Ну, ничего. Они — расходный материал. За ними придут другие — умные, образованные. Вот тогда и посмотрим, чья возьмет».

Мимо прошел индус. Боровой, по старой привычке, от которой никак не мог отделаться, проследил за ним взглядом, но тут же одернул себя — «не смотри». В груди глухо рокотнула ярость, и Антону пришлось здорово постараться, чтобы взять себя в руки.

Штырь ухмыльнулся.

— А это как называется? — насмешливо поинтересовался он.

— Что?

— Да вот это — как ты глазами на черного зыркнул. Будь я на его месте — я бы обосрался от страха. А еще на меня наезжаешь.

Антон пристально посмотрел на Штыря — тот мгновенно согнал с лица ухмылку.

— Ты уточнил место и время встречи? — сухо спросил Антон.

Штырь кивнул:

— Да. Сегодня в девять вечера, в хибаре возле скапища.

— Не скапища, а капища. Я же тебе объяснял — это у них что-то вроде алтаря.

— Да мне один хрен, — пожал плечами Штырь.

— Ты должен уважать веру наших предков.

— Да я уважаю. Только понять не могу, на хрена вообще какая-то вера нужна? Перун-мерун. Сказочки все это. Вот у нас — дело. Святое дело! Правда ведь, Боров?

— Правда. Только ты поменьше языком трепи.

Батя — высокий, широкоплечий, русобородый — в длиннополой рубахе, перепоясанной веревкой, взглянул на Борового сверху вниз и прогудел:

— Обожди здесь, в сенях. Мне нужно договорить с гостем. Я оставлю дверь открытой, можешь послушать. Тебе это тоже будет полезно.

Он вернулся в «горницу» (так он называл небольшую комнатку со стенами, обшитыми драным рубероидом) и уселся на самодельный широкий стул. Собеседника Бати Боровой отсюда не видел, но по интонации голоса догадался, что это журналист.

— Так вы не договорили… Что, по-вашему, будет с человеком после смерти? — спросил гость. — Христианство обещает нам рай или ад. Ислам тоже. А что на этот счет говорит язычество?

— Велес уводит душу по Млечному Пути в вирий, — пробасил в ответ Батя. — Тот, кто набрался в жизни всякой дряни — эгоизма, бесчестных или беспутных поступков, с моста свалится в огненную реку, которая выжжет все наносное. Если ничего не останется — значит, человек был дрянью. А если останется — человек может снова попробовать пройти по мосту.

— Здорово! А известно, что происходит с человеком в вирии?

Батя снисходительно улыбнулся.

— Конечно, брат. В вирии люди живут обычной жизнью, пока не придет срок, а на земле не зачнется подходящее тело. А как найдется, аист берет подходящую душу и переносит ее в свободное тело. Там душа развивается до восьми или десяти лет, и только после этого дитя превращается в человека.

— Значит, смерть — не конец? — не без юмора спросил журналист.

— Конечно нет, — спокойно и терпеливо ответил ему Батя. — Для язычника смерть не конец, а этап, своего рода сессия после семестра.

— В чем же все-таки смысл жизни? — упорствовал журналист. — Каким вы его видите?

Батя повел могучими плечами, кашлянул в пудовый кулак и пробасил:

— Это очень сложный вопрос, брат. Если попытаться ответить несколькими словами, то смысл в том, чтобы в течение нескольких жизней подняться до уровня Рода Великого и принять участие в творении вселенной. Впрочем, любой человек принимает в этом участие, просто на высшем уровне развития у человека больше возможностей повлиять на Вселенную.

— Род Великий — это Творец, Создатель Вселенной?

— Он не творец, он сама Вселенная, — спокойно пояснил Батя. — А устроители ее Ящер, Велес, Сварог, да и все остальные боги — в своих областях.

— А почему на одном из ваших знамен — свастика? — неприязненно поинтересовался журналист. — Разве вы фашисты?

— Свастика — это древний солярный символ, — произнес Батя, назидательно подняв палец. — Это коловрат. Если лучи загнуты вправо — свастика источает Силу, энергию, творит Жизнь. Левосторонняя — концентрирует Силу в борьбе за Жизнь. Свастика, брате, это один из атрибутов, помогающий человеку взывать к богам и рассчитывать на их помощь.

— Гитлеру она не очень-то помогла, — насмешливо заметил журналист.

— Она помогла Гитлеру в борьбе с евреями и ослабила его силы в борьбе со славянами, — возразил Батя. — Однако мы не договорили про свастику. Если верхний конец свастики повернут вправо, то движение жизни пойдет вспять — Осолонь, «против часовой стрелки», от мира богов — Прави, к черной Нави, обители Чернобога, Седуни и Дыя. Такой символ является «гербом» сил тьмы. Человек, следующий от добра ко злу, будет все больше озлобляться, чернеть душой. Не зря же и в наши дни мы трижды плюем через левое плечо, за которым стоит злая сила, а о хорошем деле говорим, что оно правое, то есть правильное.