Продолжение следует, или Наказание неминуемо - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 14

— На что? — машинально спросил он, накручивая локон на палец.

— Папа… Он бы меня совсем не понял. Я не говорила. Он был этот… Вы зовете националист. Он любил старую Латвию и не хотел новой.

— С немцами, что ль? — не придал значения Турецкий.

— Нет. Я не так сказала. Он свастику тоже не любил. Как любят ее ваши скинхеды, да? Он хотел старый порядок. Президент, сейм… А ваши тогда не хотели. Они никогда не хотели.

— А я правда не знал. Значит, ты дочь невинно репрессированного?

— Наверно, невинный — не совсем так. Он же не любил русских. И мне бы не разрешил.

Вот как?.. Турецкий задумался. Ну а по правде говоря, что он знал об Эве? О ее семье, прошлом? О ее родителях? Да ничего толком не знал. Раньше, встречаясь, они торопились делать то, к чему оба непосредственно и стремились, а если разговаривали, то разве что о тех вещах или событиях, которые непосредственно касались их лично. Кажется, однажды у нее промелькнуло, что отца давно нет, а мама занимается какими-то швейными делами — то ли модная закройщица, то ли обычная портниха. Ну хорошо, и что это меняет теперь? Пострадал, надо понимать, отец за дело. Раз сама дочь сомневается в его невинности.

— А зачем теперь ворошить старое? — сказал он. — Латвия — свободная, самостоятельная страна, мы друг для друга иностранцы, и, скажу тебе откровенно, мне даже какую-то остроту в наших с тобой отношениях придает такая ситуация. А тебе?

— Я люблю с тобой, — просто сказала она.

— И со мной? — почему-то шутливо сорвалось у него с языка.

— Ты хочешь думать, что и с другими — тоже? — Эва серьезными глазами уставилась на него. — Но я так не скажу! И тех, которые у нас тоже ходят со свастикой, я так же ненавижу, как ты — ваших.

— Девочка моя, — целуя Эву, сказал Александр, — а зачем нам обсуждать каких-то скинхедов? Разве более приятных дел больше нет? Или ты устала и тебе надо отдохнуть? Кажется, мы темп взяли немного слишком, нет?..

— Я тебя берегу. Ты был ранен, я узнала. Но, как ты обычно говоришь, шкура целая, да? Это хорошо, ты мне нужен целый. А про отца я вспомнила потому, что если бы он сегодня жил, ему бы вернули его прошлые заслуги. Но он все равно был бы лучше, чем скинхеды.

— А он что, с «зелеными братьями» был связан? Или как там они у вас назывались тогда?

— Наверно. Но ты не сердишься?.. На меня. Что я не говорила.

— Слушай, маленькая моя, да какая теперь разница? У вас и сегодня полно тех, кто нас, ну, русских, ненавидит. Но лично у меня в Латвии врагов нет, зато есть много хороших друзей. И никто из нас никогда не тычет друг в друга пальцем. Мало ли что бывало в прошлом?

— Так, но ведь мы всегда хотели только свободы для своей страны, не больше.

— Ну, вот и добились, молодцы. А мы и не сильно, насколько я помню, возражали. А с твоим отцом, будь он сегодня живой, мы могли бы даже подружиться. Разве не так?

— Наверно… — как-то уклончиво ответила Эва и снова положила голову ему на грудь, под его мерно ласкающие ее волосы пальцы.

Ей это очень нравилось, даже легкая дрожь, чувствовал он, пробегала по ее обнаженной, атласно-белокожей спине. Невероятно томительное ощущение наплывающей волны желания. Но следующая произнесенная ею фраза была подобна препятствию искусственного свойства, о которое вдруг разбилась вкрадчиво подбиравшаяся волна.

— Тобой недавно очень интересовался плохо известный мне мужчина. Он мне напомнил, что хорошо знал моего отца. И я его, кажется, давно видела. У папы. Но забыла, как зовут, а он сказал: зови просто — Анатоль.

«Вот откуда ассоциации», — подумал Александр. А имя Анатоль ему решительно ни о чем не говорило.

— Но кто он все-таки? И что ему было надо конкретно от тебя?

— Не знаю, — задумчиво произнесла она. — Но он мне сразу не понравился. Навязчивый. Как это? Брезгливость… к мужчине, понимаешь?

— А почему, если не секрет? — он насторожился, и волна отвалила в сторону.

— Неприятный очень. Сказал, что видел нас… давно. Я поняла, в самом начале…

— Но что ему надо? Он старый?

— Не молодой. Не как ты. Но… сильный, а лицо очень старое. Он спрашивал, где тебя найти. Я еще не знала, не разговаривала с твоей Ириной. Сказала, давно не виделись. Я не хотела посвящать его в наши отношения. И потом, я вправду же не знала. А он сказал, что тебя в Генеральной прокуратуре нет, и где теперь работаешь, не говорят. И домашний твой адрес он не знает. А ему обязательно нужно.

— Хотел-то от тебя чего?

— Чтоб я узнала, где ты. И все про тебя. Он… очень настаивал, — как-то уклончиво пояснила Эва, не глядя Александру в глаза. — Немного угрожал, — добавила осторожно. — Я не виновата, я была вынуждена позвонить Ирине. Мы поговорили, я сказала ему, и он отвязался. — Эва брезгливо передернула матово-розовыми полными плечами. — А я сейчас подумала, зачем это нужно? И не знаю… Отвратительно… Я неправильно сделала?

— Откуда я-то знаю?.. Впрочем, не бери в голову. Если я ему нужен, найдет, тогда и спрошу… На всякий случай, опиши мне его, чтобы я смог узнать при встрече…

Турецкий говорил спокойно и убежденно, чтобы снять напряжение у Эвы. Она, кажется, искренне раскаивалась в том, что вынуждена была пойти на поводу у малознакомого ей человека, который ей не понравился. И ко всему прочему «очень настаивал». Эва не «расшифровала» своего выражения, но Турецкому стало понятно, что чья-то непонятная «настойчивость» вполне могла испугать женщину по-настоящему. А если тот тип знал еще и ее отца, который пострадал за свои деяния, да?.. То вообще возникает вопрос: с какой стати этот отвратительный хрен интересуется «важняком» из Генеральной прокуратуры России? Вроде в делах Турецкого, связанных с Латвией, в настоящее время не было никаких особых криминальных загадок. Нет, ну, случалось в прошлом, конечно, и преступников ловили, и в Россию экстрадировали, и обратно — по требованиям латышей.

Впрочем, серьезного повода для волнений Александр пока не видел. Но какая-то неясная тревога все-таки возникла. И Эва это тоже мгновенно почувствовала. И в ней немедленно проснулось такое безумное желание, которое должно было захлестнуть его сознание и решительно отодвинуть в сторону все, что не имело непосредственного отношения к тому, ради чего они нежились среди смятых простыней. Что в конечном счете и произошло. Потому что пришли они в себя тогда, когда за окном стояла глубокая ночь, подсвеченная уличными фонарями, да еще скользящими по потолку отблескам от фар пролетающих по проспекту редких в этот час автомобилей…

Утро принесло шаткое ощущение приятной опустошенности, с одной стороны, и, с другой — явственно сдобренного коньячным похмельем утомления. Значит, хорошо потрудились, так и старались ведь. А бутылки коньяка с шампанским, которые в магазине у гостиницы купил Турецкий, похоже, были успешно ликвидированы, как враждебный класс, наверняка ночью, в коротких паузах, когда Эва совсем уже в раж вошла… Впрочем, не только она. У Александра тоже было состояние, близкое к срыву с катушек. Ему казалось, что он нарочно, буквально на пределе своих физических возможностей, решил проверить себя сегодня ночью, насколько успешно проходит у него реабилитация после тяжелой контузии и множественных мелких ранений. Словом, где ж еще и проверяться-то? Точнее, на чем? Ну-у… на ком?..