Продолжение следует, или Воронежские страдания - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 11

— Ты так уставился, когда я ему объясняла, — она только наедине позволяла себе такой интимный тон с Турецким, — что у меня, я прямо всем телом почувствовала, до неприличия покраснели кончики ушей. Зачем ты меня постоянно провоцируешь, а?

Словно бы воркующее ее ворчание было прекрасным. И Турецкий, тоже усмехнувшись, подумал, что Иркино нарочитое отчуждение в конце концов приведет к тому, что у Альки покраснеют не только уши. То есть, «покраснение» станет явлением постоянным и повсеместным. А как она умеет здорово краснеть, это Александру Борисовичу было уже известно. Правда, как можно почувствовать всем телом, что ушки краснеют, это большой вопрос. И его можно будет задать ей потом, в минутку отдыха или раздумья: стоит ли продолжать начатое или правильнее будет остановиться, чтобы не набить оскомину…

Нечего темнить, Турецкий был старым бабником — не в смысле возраста, а исключительно в плане нажитого, многолетнего, в общем-то, положительного опыта в этом деле. И бабником веселым и добрым. Но не знали этого только немногие. А еще меньшее, ничтожно малое количество людей по-прежнему верило тому, что все рассказы о его «подвигах» — это байки, дружеские шутки, розыгрыши и анекдоты. Либо сплетни — от зависти. И он сам всячески поддерживал именно эту красивую и оправдывающую его, но и весьма, тем не менее, шаткую версию.

А по правде-то говоря, ну как можно обидеть красивую женщину, когда ты ей нравишься? Да такой поступок в высшей степени непрофессионален, неграмотен и, вообще, — сплошная безнравственность!..

Алевтина еще недавно работала в Главной военной прокуратуре в должности мелкого клерка, если так можно назвать младшего юриста, ниже которого ничего нет, разве только абитуриент на юридическом факультете. Турецкий познакомился с ней, когда вместе с ее шефом расследовал общее дело об убийстве рядового военнослужащего. Дело выглядело скандальным, и хотя истина была доказана и виновные найдены и названы, Алькиному шефу, пошедшему против течения, — такого армия не прощает — пришлось выйти на пенсию. Вернее сказать, перейти в адвокатуру, чему поспособствовал и Александр Борисович.

А вот Алевтина лишилась в одночасье и своего учителя, и покровителя. Нет, этих последних немедленно нашлось столько, что девушка могла бы устроить даже конкурс среди них. Но — не захотела. А тут Турецкий и предложил ей частную сыскную контору, которая девушке сразу пришлась по душе. И дела, и рабочая атмосфера, и люди, главным образом. Были некоторые трудности по служебной линии — увольнение там, прочее, но этот вопрос легко решил ее папаша — всего-навсего помощник министра обороны.

И вот Алька — в «Глории». Ей нравится решительно все, и она всем нравится. Красивая, умная, серьезная и деловая, когда требуется. И еще кое-что знал про нее Александр Борисович. Знал и молчал. Потому что стеснялся: связался, мол, черт с ребенком. Хотя ребенку тому уже четвертак исполнился, и в некоторых аналогичных случаях даже говорили в старину, что, мол, невеста наша уже на последнем издыхании, залеживается в девках-то…

Алевтине судьба старорежимных «залежалых» невест не грозила: она превосходно выглядела, твердо знала, что ей надо и когда ей надо, и не стеснялась экспериментировать. Отличная, современная девушка.

А экзерсис насчет мочек ее ушей — он тоже имел свою подоплеку. Немного хулиганскую по смыслу. Все-таки прав был старый классик, утверждая: «Из песни слово выкинешь, так песня вся нарушится…» Обычно цитирующие поэта Некрасова на этом и останавливаются, потому что следующая и завершающая строфу короткая фраза: «Легла я…» — требует долгих дополнительных объяснений, что это совсем не то, о чем ты только что подумал, и так далее. Долго, одним словом.

Так вот, как-то Александр Борисович остался в офисе после окончания рабочего дня — с неотложными бумажками. Все давно разошлись. И вдруг возникла Алька, которая уже должна была оказаться дома. Словно примчалась, вернувшись с полдороги, забыв о чем-то важном и неотложном. Турецкий, не врубаясь, посмотрел вопросительно, а она, подойдя вплотную, вдруг резко отодвинула его вместе с креслом на колесиках к стене и, акробатически перекинув шикарную свою ногу, «впечаталась» в его колени верхом, как наездница — в седло. Ну поцелуй там, это уж в порядке вещей в подобной ситуации. Но девушка пошла на более решительный шаг, с видимым удовольствием отомстив ему наконец сразу за все свои моральные и физические мучения.

Как обосновывают женщины свои поступки в таких случаях? Обещал? Ах, только мысленно? Ладно, жене будешь врать!

Короче говоря, уже миг спустя, их, возможно, и нелепые с эстетической точки зрения, зато весьма целенаправленные движения стремительно повели к близкому обвалу сознания. Неудержимая скачка длилась до полного теперь не только солнечного, но и лунного затмения…

Придя потом в чувство и возвратив туда же свою «разобранную» до полной невозможности всадницу, Турецкий то ли просто подумал, то ли в изумленном раздумье пробормотал, что, пожалуй, давно уже не держал в своих руках ничего изумительнее такой фантастической ж… Скорее всего, нечаянно вырвалось, да и то исключительно от избытка чувств. Нет, определенно, вслух произнес, потому что обессиленная Алька едва не подавилась от хохота…

Ну было и было… мало ли что случается иногда у взрослых людей!

А сегодня, во время беседы с Щербатенко, — уж и не помнились сейчас частности, — у него вырвалось то самое слово. Которое, по детскому анекдоту, так и звучит присказкой: «Слова нет, а ж… есть». Но он, очевидно, слишком откровенно, или многозначительно, взглянул при этом на Алевтину, которая что-то объясняла клиенту, чем смутил ее и что явилось его ошибкой, ибо только они двое знали, в какой ситуации было употреблено это, не совсем печатное, слово. Так зачем же при постороннем? Бог знает, о чем может подумать!

И Турецкий, почти по-отечески, не придавая и значения своему жесту, обнял одной рукой высокие бедра помощницы и, прижавшись к ней щекой, поклялся, что отныне станет всячески избегать нечаянных провокаций со своей стороны, а главное, искренно веря, что так оно и будет. Но это, как он понял позже, была очередная его ошибка, ибо Альке его чисто дружеский жест почему-то показался красноречивее сбивчивых оправданий…

«Что делается!.. — огорченно подумал Александр Борисович. — Неужели опять сегодня не явлюсь домой вовремя, к ужину?..» Но оставалась, правда, надежда, что еще имеющиеся дела не позволят расслабиться до такой уж степени. Вот ведь на какие уловки приходится иной раз идти мужчине, чтобы сохранить хотя бы отдаленную верность собственным принципам…

В связи с этим ему было особенно важно, чтоб хотя бы внешне их отношения с Алевтиной ни в коем случае не выходили за рамки обыкновенных дружеских, а вот она этого, кажется, понимать уже не хотела. И ему, в который раз за последние дни, вспомнилась фраза старого приятеля о похоронной процессии, которую каждый из живущих на белом свете создает себе сам — в прямом и переносном смысле. Уж не сигнал ли? Как тому гусю, которому перед Рождеством стали с удручающей настойчивостью сниться яблоки. А тот, дурачок, все интересовался: к чему бы?.. Доспрашивался… м-да…