– И когда тот раз наступит? – ухмыльнулся воевода.
– Так я тебе и выложил… – Полусотник все-таки втащил свое побитое тело на лавку и прислонился к бревенчатой стенке дружинной избы. – Хотя нет, скажу. Завтра утром. Или на следующий день. Жди. Спать не будешь ночь-другую, а я днем приду или на закате, как внимание твое ослабнет.
– Хитер ты, – прищурился Трофим. – Однако на такие ухищрения твои я согласен. Только пригони своих к концу дня на выучку. Мы со старшими дружинными покажем им, как меч в руках держать, да погоняем, чтобы ночами спали, а не по лесам разгуливали… А то ладно бы меня разбудили! Свару так прямо с бабенки какой-то сорвали… Ворвался в избу весь заполошный, в какой-то трухе и сене, глаза красные с недосыпа, сразу лавку в руки схватил и пошел войско твое мутузить. Немудрено, что он тебе поутру такой урок устроил, что ты ноги еле таскаешь.
– Да он каждый день меня так изводит, ты к вечеру только полировку на меня наносишь для крепкого сна.
– Хе… – хмыкнул Трофим. – То-то я смотрю, что ты внимания вдовицам нашим не уделяешь. Али ответишь, что тебе их пламенные взгляды в диковинку? Может, не устраивают они тебя чем? Так девиц в веси много, перебирай хоть до морковкиного заговенья… И дитё лишним не будет, землицу тут поднимать и поднимать, а в старости будет кому воды поднести.
– Вот насчет этого я как раз и поговорить хотел…
– Да тут не говорить надо, а по кустам баб тискать, как Свара, – скорчил издевательскую рожу Трофим. – Он там своих суженых каждую ночь находит. Али не работает что у такого воя, как ты?
– Не беспокойся, воевода, на этом поприще я тебя не подведу, – постучал Иван костяшками пальцев три раза по лавке. – Я про другое с тобой хотел поговорить… Смотри, какой расклад выходит. Переяславских три сотни с трудом наскребем, считая детишек, а отяков уже почти в полтора раза больше набирается, да еще прибавление ожидается, после того как они заявили, что святыни свои в новую весь унесли, так?
– Оно так и есть, Иван, да мы на коне, – встрял в разговор Радимир. – Под нас они пошли, мы верховодить в этом, как ты рек… раскладе будем. Да и селим мы их вперемешку с нашими, обиды никакой не чиним – что за волнения у тебя?
– Как бы не привело такое житье к загниванию, – задумчиво повертел Иван в руках подобранную веточку. – Был у нас ученый человек, жизнь разных народов изучал, и понял, что многие из них проходят в развитии своем несколько шагов или ступеней. Сам про это я не знал, Вячеслав наш рассказал как-то… На первом шаге обосабливается тот народ из какого-нибудь племени, свои традиции у него появляются, язык иногда меняется. Живет себе и живет в соседстве с остальными, а потом как обухом по нему – и начинает у него много таких людей рождаться, которые не могут по-прежнему жить. Вячеслав пассионарностью такое свойство называл, а если проще, то у таких шило в заднице. Когда их еще мало – это благо для народа. Они что-то новое привносят, людей в единый кулак собирают и прочие полезные штуки вытворяют. Но потом растет их число, и становится им тесно друг с другом, начинают они людей за собой звать неведомо куда. Иной раз войной на соседей идти, а то и у себя свару в доме учинять. И великие дела сотворить могут, как тот же Цезарь или Александр Македонский, а могут и худые – извести свой народ под корень. А потом сходит число этих людей на нет, и если успели они создать к этому времени что-то прочное, то дети их еще много лет живут этим. Но все хорошее всегда кончается и всякое великое тоже рушится. И очень далекие потомки становятся слабыми и уже живут, как вот те отяки: в ладу с природой, охотятся, рыбалят, но ничего такого, что удивило бы окружающий их мир, создать не могут. До того момента, пока опять таких людей не станет много, однако это очень редко случается…
И мыслю я, что русский народ, ну… руських или русинов, как люд киевский называют, скоро это и ждет. И чаще всего такое происходит, по моему мнению, когда племена разные одним народом жить начинают. Силой или по доброй воле – все равно. Те же словене, поляне да древляне под Рюриком соединились, и сильная Русь пошла с этого. У нас говорили, что это связано как-то с генами, но объяснить что это такое, я вам не смогу… А, вот! Всю мощь берут эти пассионарные люди от разных племен, и она возрастает от этого в них многократно. Только надо, чтобы народы эти были равны, либо тот, кто духом сильнее, и числом поболее был бы. Чтобы не растворилась эта мощь в слабости более многочисленного племени.
А теперь худо на Руси становится, и людишки на север… то есть на полунощь бегут, да еще немного к восходу заворачивают. А тут меря, мурома, мещера, да чуть отличные от них отяки, мордва и черемисы. И первых трех достаточно, чтобы новый толчок дать Руси, а уж с остальными такое может начаться… – Полусотник покачал головой и стал ломать ни в чем не повинную веточку.
– О чем задумался, Иван? – прервал паузу в его монологе Трофим. – Мы с Радимиром прямо заслушались. К чему речь свою вел?
– К тому, чтобы не раствориться нам в отяках и других племенах, которые к нам прибиться могут, – поднял голову полусотник. – Стараться надо бегущий с Руси народ к нам сюда поворачивать. Да и нужны нам людишки, ой как нужны для дел наших… И еще раз на вопрос твой про игрища отвечаю – без них не защитить нам этот люд.
– Так не токмо в Суздаль и Рязань они бегут – и на заход солнца уходят от разорений половецких да раздоров княжеских, – добавил Радимир. – Как тех повернуть да чем заманить их?
– Не знаю я, ничего пока не знаю, – покачал головой Иван. – Но часть доходов с торговли на это надо пустить.
– Да пустим, коли будут они, – с сомнением посмотрел на полусотника Радимир. – Токмо жуть меня берет от той дали, куда ты заглядываешь. Обычный людин годом живет, мы с воеводой чуть далее смотрим, а ты как бы не века проживаешь в мыслях своих… Уж не из тех ли ты людей, что жить не хотят по-прежнему?
– Воевода! Мнится мне, гости новгородские торговые идут с низовьев, на их ушкуй оснастка похожа. Зазовем али нет? – Петр прервал разговор, протиснувшись через калитку в тын.
– Давай, токмо дружинных всех подними и на боевой лад их настрой. Гости с Новгорода разные случаются, – кивнул Трофим, вставая с лавки. – А мы покамест ополоснемся у колодца и встречать их выйдем.
– А чем ушкуй от лодьи отличается? – озадачился Иван.
– Судно это неширокое, легкое да быстроходное, – на ходу стал отвечать воевода. – Мачта съемная, гнезд для уключин нет, клинья под весла ставят. Вместо руля обычное кормовое весло, да палуба местами есть. Что с носа, что с кормы одинаков, может, не разворачиваясь, мигом от берега отойти.
– Сколь у нас дружинных в веси ныне? Никого не отсылал? – спросил полусотник, когда они с воеводой дошли до места и стали поливать друг другу колодезной водой из бадейки.
– Полтора десятка не наберется, новых считая, – ответил, покряхтывая от холодной воды, льющейся ему на спину, Трофим. – А отяков ты сам покуда в новую весь отпустил. Дел невпроворот.
– Хм… Это да, тольмо сомнение меня разбирает… хватит ли нам сил, если замятня с гостями выйдет? А сколько может быть человек у новгородцев на ушкуе?