Поветлужье - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Архипов cтр.№ 102

– Что же? – тут же повернулся Лаймыр к Ивану, явно ожидая чего-то недоброго.

– А… не берите в голову, – махнул тот рукой, подмигивая обоим. – Просто поначалу про название соляного места забыл, а затем – как князя вашего зовут… Вот и разволновался, подумал, что мозги перестали совсем соображать.

Утро первой плавки встретило всех участвующих в ней густым туманом, расползшимся по овражкам, прорезающим холм со стороны болота. Шестиметровая домница, построенная в самом широком из них, была накрыта белесой пеленой почти до самой верхушки, которая теперь торчала вверх подобно скале посредине лесного озера. К ней с вершины холма были проложены широкие мостки из расколотых пополам бревен. Временами клубящийся туман пытался их касаться своими щупальцами, словно пробуя на ощупь и пытаясь утащить в свои глубины кусочек рукотворной загадки. Однако потом колышущийся покров отступал, и тогда казалось, что между его клочьями в это мгновение блеснет светлым зеркалом спящая гладь воды.

Пройдя мимо куч обожженной руды, наваленных неподалеку и закрытых от возможного дождя навесами из лапника, троица поеживающихся от утренней прохлады людей вступила на мостки.

– Вот это чудо домницей называется, – продолжил Николай объяснять положение дел Никифору и Петру, заявившимся спросить, что тут за хрень стоит и когда она заработает. Теперь же они оторопело взирали на построенное им величественное сооружение, не скрывая своих чувств. – Верхняя половина зовется шахтой и заканчивается наверху отверстием, называемым колошником. В следующей серии, то есть… когда построим усовершенствованный экземпляр, оно будет закрываться такой хитрой штуковиной… подвижным колошниковым затвором. Это чтобы мы могли шихту, ну… руду подать внутрь, а сами колошниковые газы наружу бы не выходили. Ну, вроде такой затычки в заднице с возможностью клизму сделать. Не знаете, что такое клизма и зачем она? Счастливые люди вы, как погляжу… В общем, газы эти потом будут отводиться в кауперы и там сжигаться, чтобы немного нагреть вдуваемый в печь воздух. Кауперы что такое? Ну… когда их класть будем, сможете пощупать своими руками. Сама шахта напоминает собой слегка усеченный конус с большим объемом верхней части, э… да сами увидите, как развиднеется окрест. А всю геометрию в школьном объеме я вам за утро все равно не успею объяснить… Короче, середина печи – распар, нижняя часть – горн. Через отверстия в нем, доломитом обожженным обложенные и фурмами зовущиеся, в домницу упомянутый подогретый воздух будет когда-нибудь вдуваться мехами. Ныне же только холодный подадим. Разожжем в домнице сейчас костер дровишками и камышом, прогреем ее, а потом через колошник порциями будем загружать древесный уголь и руду с молотым известняком в качестве флюса… Ну, совсем чуть-чуть последнего добавим, чтобы лучше связать пустую породу в шлаки. Вообще эта домница на вагранку для переплавки чугуна похожа, которую вы четверть часа назад видели. Ее тоже с открытой грудью сделали, чтобы, если козла подпустим [32] , достать его оттуда… Да нет! Помогать мне резать, а потом жечь в печи неповинное животное не надо. И на петуха я его менять не собираюсь. И вообще он мне там не нужен… Тьфу! Видите же мостки, вдруг забежит… Тоже мне христиане, все бы им жертву какую принести… своим богам.

Последние слова Николай произнес почти про себя, догадываясь, к чему может привести неосторожная фраза. И так уже гости недовольно морщились его непонятным речам. Немного помявшись, он еще раз вгляделся в их озадаченные лица и решил закругляться. Вроде свою порцию скрытого издевательства они уже получили, хватит с них. Разве что последние штрихи нанести… А нечего ходить тут барами!

– Вечор мы внутри печь выше доломитовой облицовки обмазали огнеупорной глиной и набили угольным порошком. Затем произвели обжигание… ну, прогрели кладку дровами и углем и загрузили порцией задувочной шихты. В результате этого стенки нижней части печи покрылись гарнисажем, ну… слоем защитным. Заодно проверили, не накосячили ли чего… Исправность домницы, говорю, проверили. А вот теперь, как солнце встанет и всю хмарь разгонит, можно и первую плавку начинать.

Все это время широкая площадка рядом с основанием доменного сооружения, тянущаяся на десятки метров до самого болота, скрывала расположенные на ней механизмы под толщей белесой мглы. В первую очередь – протянутую ременную передачу от вала водяного колеса, расстояние до которого и повлияло на выбор оврага для постройки домницы. Во вторую очередь – клинчатые мехи, для работы которых мощь воды и следовало передать. Кроме этого, чуть ниже по склону были установлены массивные заготовки для отливки основ будущего экономического благополучия общины, представляющие собой формы для чугунных деталей новых производств. От каждой из них сходящимся веером шли глубокие глиняные желобки почти к самому выпускному каналу домницы. Дальше к ней шел лишь один глубокий поворотный канал, расположенный чуть выше всех остальных. Нехитрым его сдвигом издали можно было выпускать жидкий чугун в любую из форм. Даже в находящуюся чуть дальше россыпь мелких ящиков, в которых планировали отливать посуду.

На данные короба безжалостно шел весь горбыль с пилорамы, и плотники до последнего дня судорожными усилиями пытались собрать в пазы как можно большее их количество, надеясь, что они прослужат дольше, чем берестяные туески. За ними эстафету принимал Мокша, который с любовью отпечатывал в формовочной смеси деревянные заготовки с вырезанными на них цветами и фигурками. Не давая составу как следует высохнуть, он разъединял короб и переходил к следующему, обтирая на ходу рукой скользкое от глины дерево. Поначалу взявшись медленно наводить красоту на изделия переяславцев, вдумчиво поправляя каждый штрих и подолгу зависая с фигурным резцом над картиной в дереве, Мокша под конец включился в общий авральный ритм. Стружка летела из-под его рук, и казалось, что он просто стряхивает прилипшие кусочки дерева с дубового полешка, а оставшуюся заготовку мнет своими железными пальцами. Однако призвание художника иногда брало над ним верх, и он замирал, всматриваясь невидящим взором в одни лишь ему показываемые картины. В такие минуты никто его старался не отвлекать, даже еду ему приносили и оставляли рядом, прикрыв листом лопуха.

Как-то раз отяцкая девчушка с огненно-рыжими волосами принесла ему запеченных в глине мелких карасей, наловленных детворой в пересохшем лесном озерце, и собралась по обыкновению шмыгнуть в сторону, оставляя творца наедине с собой, однако была остановлена им за руку:

– Постой… как тебя зовут? – взял он онемевшую от такого вольного обращения девицу за подбородок. – Ну да и так сойдет, раз не говоришь… Ах, Киона… Вот что, Киона, замри и не шевелись.

Пальцы с резцом замелькали над деревянной плашкой, заставив заглянувшего из-за спины Фому застыть, открыв рот, и не закрывать его в течение нескольких минут. Почуяв, что происходит что-то интересное, к гончару присоединились другие работники, тоже замершие статуями рядом с ним. Спустя где-то четверть часа Мокша оторвался от работы и с сожалением протянул резной лик Кионе, которая все это время простояла неподвижно, не смея скосить глаза на происходящее. Та трепетно посмотрела на резное изображение, ошарашенно перевела взгляд на мастера, и спустя мгновение слезы выступили у нее в уголках глаз, наливаясь крупными каплями и стекая по щекам.