Любовь и слава - читать онлайн книгу. Автор: Патриция Хэган cтр.№ 55

Сам Тревис находился здесь просто по иронии судьбы. Ему уже больше не нужна работа. За последнее время произошло столько событий, о которых он узнал совсем недавно. Умер Уайли Оудом. Его свело в могилу роковое стечение обстоятельств: и полученные раны, и ранее надорванное здоровье, и недостаток приличной еды, и ко всему прочему добавившееся отчаяние. Зная о приближающейся смерти, Оудом завещал свою серебряную залежь Тревису Колтрейну и Сэму Бачеру (которого он упоминал лишь как друга Тревиса). Так Оудом отблагодарил их за спасение ему жизни и за то, что они спасли его залежь от воров. Жене Оудома и его сыну досталась другая залежь, размером поменьше. Предвидя все те трудности, которые будут подстерегать владельцев большой жилы, людскую зависть, недоброжелательность конкурентов, Оудом не захотел оставить своим близким в наследство то, с чем они вряд ли бы справились. Но Тревиса и Сэма, как он сам мог убедиться, никакой опасностью не запугать. Он понимал, что эти люди смогут сделать из его залежи то, чего он сам не сумел. А семья Оудома будет вполне обеспечена благодаря и меньшей жиле.

Сэм отдал свою долю Тревису и никаких возражений выслушивать не стал.

– У меня сына нет, а у тебя есть. К тому же если я сейчас буду владеть половиной залежи, у меня пропадет стимул вернуться сюда и разработать свою собственную жилу. Нет, Тревис, мне гораздо удобнее, чтобы ты был единственным владельцем залежи и сохранил ее для сына.

И Тревису пришлось подчиниться. Когда Сэму чего-нибудь очень хотелось, он становился таким упрямым, ну таким же, как сам Тревис.

Значит, размышлял Колтрейн, сидя за своим рабочим столом, теперь он стал человеком богатым. Ну и что ему это дает? Если бы такие деньги были у него раньше, то тогда им с Китти, возможно, и не пришлось бы так воевать друг с другом из-за этой фермы. Тогда бы, возможно… Тревис покачал головой. Нельзя себе позволять думать об этом. Он молча воздал Оудому благодарственную молитву за подаренное им богатство, которое теперь можно будет передать Джону. И заставил себя сосредоточиться на лежащих перед ним докладах. С момента приезда они с Сэмом занимались почти исключительно расследованием совершенных здесь преступлений. По мере того как Тревис читал доклады, в нем все больше закипала ярость. Сколько же жестокости проявляют белые в отношении негров! Избиения. Суды Линча. Поджоги негритянских домов и церквей. Но ни одно из этих злодеяний не привело к наказанию хотя бы единственного преступника. Ни одному белому не было предъявлено обвинения!

– Ты можешь в это поверить? – кричал Тревис, размахивая пачкой бумаг перед Сэмом. – И никто не решается заговорить! А ведь люди в этой округе должны были бы уже давно выступить с протестом.

– Я знаю, знаю, – кивнул из-за своего стола Сэм. – Но тут все смотрят на это с другой стороны. Сами негры отказываются что-либо говорить, даже когда точно знают, кто виноват. Мы с тобой здесь уже почти неделю, и пока что ничего плохого ни с кем не случилось. Может быть, понемногу все затихнет.

Тревис фыркнул:

– Ты в это веришь не больше, чем я. Этот распроклятый ку-клукс-клан просто отсиживается в ожидании того, что же предпримем мы. Они нас не боятся, только пытаются решить, угроза мы для них или нет, сочувствуем ли мы неграм, собираемся ли соблюдать закон или же будем на все смотреть сквозь пальцы. Ну, так у меня для этих сукиных сынов есть новости. Мы ни за что не уедем из Кентукки до тех пор, пока не найдем главных виновников всех этих дел. – Тревис со всей силой швырнул на стол пачку бумаг, которую держал в руках.

– Это будет не так-то легко, – проворчал Сэм. – Черт, ведь никто ничего нам рассказывать не хочет. От нас шарахаются, как от прокаженных. Даже те негры, которые живут по ту сторону улицы, при виде нас замолкают. Они до смерти боятся, что вдруг кто-нибудь заметит, что они разговаривают с нами.

– Я знаю. Вот почему я перевел нашу контору сюда, в более глухое место. Я надеялся, что, когда мы станем работать здесь и спать будем здесь же, в задней комнате, к нам будет легче попасть незамеченным, чем в старом помещении шерифа на Главной улице. Но пока что никто к нам не приходит.

– Ну что же, – вздохнул Сэм, откидываясь на стуле, – надо дать им время. В данный же момент за нами наблюдает не только клан. Сдается мне, негры тоже проверяют, что мы за люди. Они еще не знают, можно нам доверять или нельзя.

– Время. – Через стекло в двери, ведущей к аллее, Тревис внимательно посмотрел на улицу. Но увидел лишь кирпичную стену здания на противоположной стороне. – Похоже, это единственное, чем я теперь располагаю в огромном количестве.

Сэм задумчиво поглаживал бороду, не решаясь высказать вслух то, что терзало ему душу. Наконец он не выдержал:

– Черт побери, Тревис. Тебе надо взять на какое-то время отпуск и поехать домой повидать Джона. Ты ведешь себя несправедливо по отношению к нему, а может, и к себе самому. Так он может совсем забыть, что у него есть отец.

Тревис все так же внимательно разглядывал через дверное стекло кирпичную стену.

– Нет, мне надо воспользоваться этим шансом здесь, сейчас, – тихо ответил Колтрейн. – Пока я не переборю в себе желание при первой же встрече прикончить Нэнси и Джерома Дантона, я возвращаться в Голдсборо не хочу.

И он снова сосредоточился на груде бумаг, лежавших перед ним, чтобы хоть как-то отвлечься от незатихающей боли.

– Мне кажется, нам надо навести здесь порядок, – произнес он, давая понять, что меняет тему разговора. – Давай разложим все преступления на отдельные группы: избиения, линчевание, поджоги, перестрелки. А потом займемся каждой и допросим свидетелей или пострадавших. Может быть, так нам удастся что-то прояснить или хотя бы найти какую-нибудь ниточку.

Сэм понимал, что продолжать разговор о Джоне просто бесполезно. Колтрейн все равно сделает по-своему.

– Меня удивляет, – вслух размышлял Тревис, – что после окончания войны Кентукки оказался до такой степени привержен Югу. Ведь когда война начиналась, симпатии в этом штате разделились. Около девяноста тысяч кентуккцев сражались на стороне федеральных войск, и только тысяч сорок – на стороне южан. Тем не менее, когда бои кончились, можно было подумать, что весь штат без исключения был единым фронтом Конфедерации. Для меня это загадка.

– Похоже, ты прав, – согласился Сэм, раскладывая бумаги по отдельным пачкам. – Но дело в том, что когда в 1833 году вышел закон, запрещающий привозить рабов на продажу, население в Кентукки было уже на четверть негритянским. Так что те, кто поддерживал идеи рабства, держали все в своих железных руках и не давали тому закону никакого хода. Однако обо всем позаботилась война. Но до сих пор существуют твердолобые консерваторы, которые этот закон признавать не желают.

– Верно, – сжав челюсти, кивнул Тревис. – И ими-то мы с тобой и должны заняться, потому что именно они либо сами виновны во всех этих преступлениях, либо, вне сомнения, знают, кто их совершил.

Сэм быстро пробежал глазами один из документов и в ярости закричал: