У каждого свое зло - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 48

Он ее удивил: пенек пеньком, а в самую суть заглянул, в самую душу. И не в том дело, конечно, что она как-то не так сложила ноги — она неосознанно вела себя так, словно предлагала: а вот посмотри на меня, вот я какая… Она сама устала от одиночества…

Но хотя и не было у нее ни мужа, ни детей, да и родители остались на Урале, хотя, кажется, и ждала она перемен в судьбе, тогда она ему отказала, почти не раздумывая. Ну в самом деле, не идти же за человека замуж только оттого, что у него в руках оказались огромные деньги!

Но потом, когда ее всерьез начали прижимать землячки из Екатеринбургского фонда и когда от Леонида пришло письмо с приглашением приехать, посмотреть, как он устроился, она согласилась «посмотреть». И посмотрела. И решила остаться на Кипре в качестве жены этого симпатичного медведя, и до сих пор ни разу — вы слышите? — ни разу об этом не пожалела…

С тех пор миновало три с половиной года. Леонид начал мало-помалу забывать о прошлом, да и прошлое, похоже, забыло о нем. Они с Соней иногда вспоминали, как он боялся ехать за границу, не хотел, вспоминали только потому, что оба уже не представляли себе, как бы они жили где-то еще. Здесь, на Кипре, ему так же хорошо было жить, как в родных Нижних Болотах; он так и думал, что если где сможет жить, кроме родного дома, то только здесь: покойно, воздух чистый; правда, леса настоящего нет, зато есть дыхание не такого уж далекого от них моря и все время тепло. А виноград! Это ж такое чудо, здешний виноград! Слаще его, наверно, и нет во всем свете. А уж когда Соня приглядела этот вот дом — Леонида вообще невозможно стало куда-нибудь вытащить. Она все тянула его посмотреть Европу — стыдно, мол: и деньги есть, и все возможности, а они до сих пор не видели ни Мадрида, ни Парижа, ни Лондона… Иногда она все же добивалась своего, но чего это ей каждый раз стоило — и до поездки, и, главное, после нее. Вся эта Европа казалась Леониду одним суетливым Содомом — если уж не Москвой, то Нижним Тагилом — точно…

Словом, он был по-настоящему счастлив и прекрасно понимал, что вообще-то, конечно, ничего бы этого у него не было, если бы не его птичка, не его самая большая удача в жизни — Соня. Иногда он, смеясь, звал ее Сонька Золотая Ручка — и в каком-то смысле это прозвище действительно соответствовало ей: к чему бы она ни прикасалась, все начинало приносить доход, работать им во благо. Особой их семейной гордостью была фармакологическая фирма, с которой Соня начинала разворачиваться. Какие боги надоумили ее выкупить задешево контрольный пакет прогорающей компании, вряд ли и она сама бы сказала, но очень скоро фирма благодаря специально приглашенным недешевым экспертам восстала из пепла и начала производить не только разнообразные лекарственные препараты, но и протезы, ортопедическую обувь и даже зубопротезное оборудование, и все это имело не только хороший сбыт в странах третьего мира, но и помогло им уверенно освоить необъятный родной российский рынок, а Леониду — реально заниматься той благотворительностью, о которой они договаривались с покойным братом… Но это все были как бы ее, Сонины, достижения, а у него за это время появилось и свое — фирма «Rare bird» (Редкая птица). В основном «Птица» занималась разработкой кормов для попугайчиков и канареек. Немалые суммы уходили на субсидии для разнообразных орнитологических экспедиций. Занимался Остроумов и природоохранной деятельностью. Имелась в виду охрана редких видов птиц, занесенных в Красную книгу.

Однако этого для удовлетворения его давней страсти было мало — рядом с домом он построил огромное круглое здание, увенчанное прозрачным куполом и чем-то напоминающее планетарий. Это была «птичья оранжерея», где он проводил по нескольку часов каждый день.

Несмотря на благодатный климат Кипра, особое внимание уделялось здесь тому, чтобы каждый из питомцев чувствовал себя как дома, как у себя на родине. Поэтому «оранжерея» была разделена на несколько больших отсеков с разной температурой, соответствующей различным климатическим зонам; в каждом таком отсеке хозяйничал свой опытный орнитолог, готовый в любую минуту оказать помощь в случае болезни или недомогания какого-нибудь из остроумовских любимцев. В одной из таких зон жили исключительно теплолюбивые птицы, такие, как крошечные колибри — яхонтовые, топазовые и даже ушастые, или буровато-фиолетовые бразильские арасари с аспидно-черными глазами и могучими клювами. В другой, по соседству с ними, порхали с ветки на ветку золотистые и алмазные фазаны с роскошными длинными хвостами, напоминающими шлейфы придворных дам прошлого. Еще чуть дальше, в третьем отсеке, бродили с гордо поднятыми головами кукуруйки, приметные своими крючковатыми клювами, и великолепные квезалы с ярко-алыми грудками и густыми хохолками. Пронзительно кричали павлины, вышагивали перед самочками, широко расправив свои сказочные хвосты. А в соседнем с ними отсеке бесновались попугаи всех размеров и расцветок, начиная от крошечных волнистых и кончая самыми крупными — арами, специально завезенными из Южной Америки.

Леонид старался никому не отдавать предпочтения, но все-таки сердце его порой сжималось от умиления при виде российских соловьев, свиристелей, мухоловок с Алтая… Тут же, рядом с ними, можно было обнаружить и самого обычного сельского воробья или простого голубя-сизаря — эти плебеи чувствовали себя в «оранжерее» ничуть не хуже самых разэкзотических экземпляров. А если учесть, что Остроумов держал даже пингвинов, то можно понять то изумление, которое испытывали посетители этого домашнего заповедника… Впрочем, посетителей Леонид Александрович особо не жаловал, не любил праздных зевак, хотя детей пускал на экскурсии беспрекословно. Что же касаемо журналистов, которым полюбилось освещать птичий зоопарк Остроумова как некую достопримечательность здешних мест, то для встреч с ними у Леонида был появившийся у него с некоторых пор референт — Евгений Кириллович Чванов — человек русский, понятливый, услужливый, бывший мидовец, знавший несколько языков и имеющий неплохой опыт в паблик рилейшнз.

Евгений Кириллович с удовольствием брал на себя все эти разношерстные толпы людей, увешанных фото- и видеокамерами, и с удовольствием снабжал их подробной информацией о своеобразном увлечении своего необычного босса.

Словом, все было у Леонида Остроумова на Кипре замечательно до тех пор, пока однажды не появилась в одной из местных желтых газетенок дикая по своему содержанию статья, где русский эмигрант Леонид Александрович Остроумов был выведен как бежавший из сибирского скита сектант, тайно заманивающий доверчивых простаков в свою организацию, а организация эта ни много ни мало, добивается завоевания мирового господства. А птички — это так, приманка для отвода глаз. А кроме того, своего рода гипноз. Ибо сначала гостям, по свидетельству некоторых очевидцев, предлагаются расслабляющие напитки, в состав которых входят сильнейшие нейролептики (недаром же г-н Остроумов недавно приобрел в собственность фармацевтическую кампанию!). Разве вы не видите, что выходящие из частной «оранжереи» люди похожи на зомби?! — вопила и изгалялась газетенка. Заканчивалась статья самыми банальными и давно набившими оскомину страшилками насчет вечной «руки Москвы» и бездонных подвалов Лубянки… Если верить всему этому вздору, то получалось, что господин Остроумов не кто иной, как генерал-лейтенант КГБ, который исчез однажды, прихватив с собой почти сто килограммов казенного золота в слитках; сначала он содержал на эти деньги секту религиозных фанатиков, у которых был кем-то вроде божества, а потом, дождавшись горбачевской перестройки, всплыл на поверхность и, воспользовавшись своими прежними связями и ворованным золотом, перебрался на Кипр, чтобы основать отделение своей страшной секты и здесь, среди ничего не подозревающих гостеприимных киприотов и оставляющих здесь каждый год огромные суммы гостей острова…