Тот, кто знает. Том 1. Опасные вопросы - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 82

Через три часа капельницу сняли, и Наташа унесла девочку в палату. Она попыталась было покормить ее, но после первого же глотка снова началась рвота. Заглянула Кира Михайловна, послушала дыхание, посчитала пульс, велела измерить температуру.

- Ничего, ничего, мамочка, - сказала она Наташе, - все, что в таких случаях нужно делать, мы сделали, вотвот будет эффект. Нужно еще немножко подождать.

Она говорила еще какие-то успокаивающие слова, но лицо у нее было встревоженное. Наташа старалась не думать о плохом. Ну мало ли отчего может быть встревоженным лицо врача, работающего в детской инфекционной больнице, в отделении острых респираторных заболеваний и крупа? Детишки лежат больные, некоторые - тяжелые, и не с чего работающему врачу веселиться. Может, Кира Михайловна тревожится о совсем другом ребенке, понастоящему тяжело больном, она все время только о нем и думает, а с Ксюшей ничего страшного не происходит, вотвот начнут действовать лекарства, дадут эффект многочисленные ингаляции, и девочка перестанет задыхаться и пойдет на поправку.

Но лекарства отчего-то не действовали, обещанного эффекта все не наступало, Ксюша по-прежнему кашляла и задыхалась, температура то чутьчуть снижалась, то снова повышалась. Однако Кира Михайловна каждый раз, заходя в палату, успокаивала Наташу и говорила, что все идет своим чередом.

В пять часов вечера решили ставить вторую капельницу. Наташа, как и утром, осталась в коридоре, перед дверью процедурного кабинета, ожидая, когда ее позовут, чтобы сидеть с Ксюшей, и приготовилась пережить еще несколько страшных минут, когда малышка начнет кричать от боли, ведь на этот раз попасть в вену будет еще труднее.

"Ксюшенька, девочка моя, потерпи, мое солнышко, это надо потерпеть, чтобы тебе могли ввести лекарство, чтобы ты поскорее поправилась, " - едва шевеля губами, шептала Наташа, крепко зажмурившись, сжав кулаки и мысленно представляя себе крошечную ручку, тонкую вену и медицинскую иглу, которая легко и безболезненно проникает внутрь. Ей казалось, что таким образом она сможет передать ребенку свою силу и энергию.

Внезапно все изменилось. Выскочившая из процедурного кабинета медсестра промчалась по коридору и сорвала телефонную трубку.

- Реанимация?

Наташу охватила паника. Какая реанимация? Почему? Ее Ксюша не может быть больна настолько тяжело, чтобы ей нужна была реанимация.

- …сейчас принесут ребенка, - доносился до нее голос медсестры, - круп дал остановку дыхания.

В это же время другая медсестра вышла из процедурки с Ксюшей на руках и почти бегом направилась к лифту.

- Куда вы ее несете? - истошно закричала Наташа, хватая медсестру за халат. - Что с моим ребенком?

- Не волнуйтесь, - подошедшая сзади Кира Михайловна аккуратным, но сильным движением отстранила Наташу и встала между ней и медсестрой, на руках у которой лежала синюшнобледная, с закрытыми глазами, девятимесячная Ксюша. - Это часто бывает при крупе. Сейчас девочкой займутся в реанимации, там очень опытные врачи.

- Я пойду с вами!

- Нет, нельзя.

- Но я хочу быть рядом со своим ребенком!!!

- Не кричите, мамочка, туда нельзя. Это реанимация, а не прогулочный дворик. Оставайтесь в отделении, девочку вам принесут, когда будет можно.

Медсестра с Ксюшей на руках и Кира Михайловна скрылись за автоматически сдвинувшимися дверьми лифта, а Наташа побрела в палату. "Больше никогда, - твердила она себе, сгорбившись на краешке кровати, - больше никогда я не доверю своего ребенка никому, кроме себя самой. Пусть идет к черту эта работа, пусть идет к черту это кино, пусть идет к черту этот лидер, о жизни которого я должна писать сценарий. Я откажусь от всех контрактов, верну аванс и буду сидеть дома до тех пор, пока Ксюша не вырастет. Прав был Вадим, не нужно мне быть сценаристом, зачем мне слава и известность, которых у меня все равно никогда не будет. Мне нужно сидеть дома и заниматься своими детьми. Больше никогда я не доверю Ксюшу никому, никому, никому!"

Кира Михайловна появилась только около восьми вечера.

- Не волнуйтесь, - снова произнесла она уже ставшие привычными слова, - все будет в порядке, вашей девочкой занимаются очень опытные врачи, они и не таких детишек вытаскивали. Поешьте и постарайтесь поспать, утром девочку вам принесут.

Наташа с отвращением посмотрела на стоящий на тумбочке давно остывший ужин - она даже не заметила, когда его принесли. Как там Ксюша? Не больно ли ей? Не страшно ли? Не холодно ли? Что там с ней делают? Ей уже легче дышать? Она уже не так сильно кашляет? Почему ее так долго не несут? А может быть, все уже давно закончилось благополучно, и Ксюша просто уснула, а врачи боятся ее разбудить, поэтому не несут в отделение?

Она подошла к сестринскому посту и попросила медсестру позвонить в реанимацию. Ничего утешительного ей не сказали, состояние ребенка тяжелое, меры принимаются.

Время потеряло для Наташи свою равномерность. Оно то замедлялось, и оказывалось, что прошло всего десять минут, хотя Наташе казалось, что давно должно было наступить утро, то вдруг совершало огромный скачок, и Наташа, очнувшись от тяжелого черного забытья, в которое погружалась, сидя на стуле рядом с сестринским постом, вдруг обнаруживала, что прошло больше двух часов.

Около пяти утра сестра снова позвонила в реанимацию.

- Нет, - быстро сказала Наташа, увидев ее лицо, когда та еще не положила трубку. - Я не хочу этого слышать. Это не с моим ребенком. Правда же, не с моим? Ксюша Воронова. Вам же не про нее сказали, правда?

Она продолжала еще долго что-то говорить, убеждая медсестру, что произошла ошибка, что этого не может быть, что ее ребенок еще позавчера днем, даже еще позавчера вечером, в восемь часов, был совершенно здоров, и так просто не может быть, так же не бывает, чтобы за одни сутки… Одна часть ее сознания мучительно боролась со страшной правдой, другая же часть приняла ее и медленно умирала.

Наташа не знала, сколько времени прошло до того момента, пока не пришел врач из реанимации. Может быть, несколько часов, может быть, несколько лет. Тяжелый грипп, осложненный отеком мозга. В таких случаях ничего сделать нельзя.

Ее сознание словно разделилось на несколько частей, почти никак друг с другом не связанных. Одна часть знала, что рядом - Вадим, Бэлла Львовна, Иринка, Инна с Гришей, и всем им так же больно и горько, как и ей, и они так же страдают и плачут по Ксюшеньке, и слезы их - настоящие, искренние. Другая же часть чувствовала, что Наташа - одна во всем мире со своим горем, и никто не разделит с ней его тяжесть, и никто не почувствует его так же остро, как она, и никто не услышит, как исступленно и тоскливо воет ее сердце. Третья часть пыталась вернуть Наташу к жизни, твердя о том, что у нее двое сыновей, которых нужно растить и о которых нужно заботиться, двое сыновей, ради которых нужно через все переступить и продолжать жить, ни в чем не ущемляя мальчиков и не лишая их материнской ласки и любви, не отбирая у них повседневную радость бытия и познания мира. Мальчики ни в чем не виноваты, они не заслуживают того, чтобы в доме повис вечный мрак и траурное молчание. Четвертая же часть сознания пыталась понять…