— Ты, сволочь, только попробуй подсылать ко мне своих
шестерок! Тебе до моего ребенка не добраться, можешь хоть в узелок завязаться.
И на фотографии те мне плевать, я все расскажу в милиции — и про Валентину, и
про арабов — мне терять нечего!
— Отдай вещь, — настойчиво прохрипел голос.
— Если бы и была у меня эта вещь, то отдала бы ее
Валентине, у нее взяла, ей и отдала бы. А кто вы такой, я понятия не имею, так
что разбирайтесь сами с Валентиной. Она тоже интересуется, кто же это хочет ей
дорогу перебежать, и очень недовольна, — зачем-то добавила я.
— Хорошо, я разберусь, — покладисто согласился
голос.
Я отправилась в ванную и там, раздеваясь перед зеркалом,
заметила, как я в последнее время похудела — прямо кости торчат. Этак недолго и
на нет сойти. Поэтому, пользуясь свободным временем, я приготовила себе плотный
завтрак из яичницы с помидорами и еще выпила большую чашку кофе с молоком и
съела бутерброд с сыром. Что бы ни случилось, надо беречь силы!
* * *
Мария Михайловна дала Кириллу адрес и телефон Густава
Адольфовича, так звали ее знакомого коллекционера. Густав Адольфович жил, как
ни странно, не в огромной профессорской квартире на Фонтанке, а в типовой, хотя
и большой, трехкомнатной в одном из спальных районов. Жили они вдвоем с женой Верой
Ивановной достаточно замкнуто, новых людей не слишком привечали. Лет обоим было
за шестьдесят. Квартира коллекционера произвела на Кирилла несколько странное
впечатление. Все стены, включая коридор и прихожую, были завешаны картинами, от
потолка до пола, так что не было видно стен; но и картин тоже не было видно,
поскольку каждая картина была завешана платком, шалью, какой-нибудь салфеткой
или просто куском ткани.
— От солнечных лучей, — пояснил Густав
Адольфович. — Солнечные лучи портят картины.
Кирилл, конечно, промолчал, хотя от знакомого художника
слышал, что прямые солнечные лучи действительно вредны для живописи, но только
именно прямые, которые в нашем северном климате вообще редко заглядывают в
квартиры, в полной же темноте масляные краски желтеют. Но он коллекционер, ему
виднее.
Помимо картин, квартира Густава Адольфовича была заполнена
разного рода безделушками — эмалевыми табакерками, резными и мозаичными
шкатулками, фарфоровыми статуэтками.
На одном из столов громоздилась женская фигура из белого
материала, похожая на мрамор, но более матовая, полулежащая, в натуральную
приблизительно величину. Густав Адольфович с улыбкой дотошного экзаменатора
спросил Кирилла:
— Как вы думаете, молодой человек, из какого материала
изготовлена эта статуя?
Кирилл не зря провел много лет в замечательной квартире на
Петроградской у родителей своего друга Жени, видел там много интересных вещей и
встречался со многими людьми.
— По-моему, это бисквит, — достаточно уверенно
ответил он.
Коллекционер посмотрел на Кирилла с уважением:
— Вы правы, это действительно бисквит. Такого размера
бисквитные статуи практически не встречаются. Бисквит — это белый
неглазурованный фарфор, статуэтки из которого, имитирующие античный мрамор, в
основном выпускали в Англии с присущим этой стране строгим и сдержанным вкусом,
в противовес ярким расписным статуэткам из глазурованного фарфора,
изготовляемых на заводах Германии.
Вспоминая беседы с Марией Михайловной, Кирилл сказал:
— Фарфоровые изделия такого размера — это огромная
редкость. Такую статую обжечь в обычной муфельной печи практически невозможно!
— Насколько я знаю, — с любовной гордостью
собственника ответил Густав Адольфович, — для изготовления этой статуи
была сделана специальная печь, которая после обжига разрушалась. Так сказать,
одноразовая.
Эрудиция Кирилла произвела впечатление на хозяина квартиры,
он разговаривал с молодым человеком с уважением и симпатией. Кирилл обмерил
дверные и оконные проемы, выяснил у коллекционера все его пожелания и
требования к сигнализации и собрался домой за инструментами, проводами и
деталями.
— Как вы считаете, двери у нас достаточно надежны?
— Двери у вас вполне приличные. Вот замки, мне кажется,
немного устарели… Стоило бы поставить настоящий «Цербер», а не польскую
подделку…
— А что, те, что сейчас, не очень надежны?
— Да опытный взломщик их гвоздем вскроет, честно
говоря.
Заметив, что Густав Адольфович переменился в лице, Кирилл
улыбнулся:
— Это я, конечно, немного преувеличиваю, но поменять
замки нужно.
— Делайте все как полагается, я оплачу.
* * *
Валентина лежала без сна и думала. Ей было очень страшно.
Все, что с ней случилось, уже нельзя назвать неприятностями, это полная
катастрофа. И выхода нет, во всяком случае, она, Валентина, не может его найти.
Она вспомнила, как все началось несколько месяцев назад, как она влезла в эту
авантюру. Это тогда она думала, что то, что она делает, — просто авантюра.
Она, Валентина, если и рискует, то немногим — денег она никаких не вложила, а
сил и энергии ей не занимать. А оказалось, что это кошмарная история с трупами,
и теперь жизнь самой Валентины висит на волоске. Валентине было скучно. Она
была очень энергичной женщиной, и, как только перед ней вставала какая-то
проблема, она тут же ее решала. Все дело в том, что нерешенных проблем
становилось все меньше и меньше. Квартиру она полностью переделала по своему
вкусу, не считая комнату свекрови, тут она отступила, машину она уже меняла два
раза, тряпки и свой внешний вид не в счет, эти проблемы быстрорешаемы, были бы
деньги. Денег Валентина зарабатывала достаточно для того, чтобы выглядеть
хорошо, позволить себе дорогой и приличный отдых. Но что дальше? После
нескольких совместных поездок она зареклась отдыхать вместе с мужем. Не то,
чтобы он не любил ездить в приличные места, а предпочитал рыбалку и грибы на
Карельском перешейке, нет, за границей бывать он любил, но в Испании, например,
он, вместо того чтобы, как все люди, нежиться на пляже, а вечером проводить
время в ресторане, взял напрокат машину и весь отпуск промотался по всей
стране, смотря дворцы и церкви. Когда же Валентина взбунтовалась после двух
таких дней, говоря, что машина ей и дома надоела, он просто бросил ее и стал
уезжать один. В Италии и Франции было еще хуже, потому что там он бродил по
Парижу, Риму и Флоренции пешком, говорил, что ему жалко тратить время на
рестораны и магазины, он хочет все посмотреть. После нескольких поездок
Валентина вообще зареклась с ним ездить, стала отдыхать одна. Можно взять с
собой любовника или подругу, но зачем тогда муж? Они все меньше и меньше
общались, вечерами он сидел у матери или со своими книгами и альбомами.
Валентина иногда смотрела на него и думала, зачем они вообще
поженились, раз такие разные люди, и знала, что он тоже задает себе тот же
вопрос, и гораздо чаще. Что делать? Разводиться? А что это изменит? Уйдет
скука? Вряд ли.