— Ася! Ведь я же велела тебе никуда не уходить!
— Но собачка такая ласковая! И дяденька…
— Какой дяденька? Он тебе что-то сделал?
— Дал погладить собачку!
Чувствуя, как к глазам подступают слезы, я крепко прижала
это чучело к себе. Мы вошли обратно и направились к гардеробу, там на
барьерчике лежали два новых пластмассовых номерка. Такие же, что висели на
вешалках. Я схватила их и постучала. Откуда-то сбоку появилась старуха
гардеробщица.
— Иду, иду, выйти на минуту нельзя! Я вытаращила на нее
глаза, а потом вспомнила, что именно ей мы с Аськой сдавали куртки, когда
пришли.
— А кто у вас тут был?
— Да никого, мне и одной-то работы мало!
Я в смятении оделась, подхватила ребенка и чуть не бегом
припустила прочь от этого места. Только в метро я перевела дух. Что же это со
мной творится? Неужели я схожу с ума, и все это мне просто показалось? Но я так
четко помню всю дурацкую историю с номерками. А если предположить, что номерки
действительно кто-то подменил, то это могли сделать, только пока мы сидели за
столиком. Сумка висела на спинке стула — никак не отучусь от этой опасной
привычки! — и когда мы передвинулись на одно место, я, растяпа, про нее
забыла. Вполне можно было подменить номерки, когда я отвлеклась на того типа с
мороженым, но тогда они все должны были быть в сговоре! Тот тип в светлом
костюме, две нелюбезные дамы, которые заставили меня пересесть, гардеробщик или
человек, выдающий себя за него. И бабушка из гардероба, хотя нет, ее могли
просто отвлечь, но тогда кто ее так вовремя отвлек! А еще дяденька с собакой,
которая с ушами. И все это только для того, чтобы я пережила несколько минут
панического ужаса. Нет, разумнее было бы думать, что все это мне померещилось.
Значит, после того случая с Валентининой таблеткой и напрочь выпавших из памяти
суток у меня что-то с головой. Но ведь я частично вспомнила события тех
пропавших суток. Но вспомнила не сама, а путем логических умозаключений, как
будто это не со мной произошло, а я прочитала все это в книге. Поэтому мне и
кажется иногда, что все, что со мной происходит, нереально. Как жаль, что у
меня нет знакомого психиатра!
Я вернулась домой ужасно расстроенная, Аська тоже притихла и
смотрела на меня испуганными глазами. Вскоре вернулась шумная компания соседей.
Я отвлеклась на детей и приготовление ужина, а потом меня позвали к телефону.
— Как вы себя чувствуете после сегодняшнего? —
поинтересовался тот самый механический голос.
Я молчала, глубоко потрясенная. Напрасно я расслабилась,
ничего не кончилось.
— Надеюсь, вы поняли, что так просто я не сдамся, что я
по-прежнему требую, чтобы вы отдали не принадлежащую вам вещь.
— Но, насколько я поняла, вам эта вещь тоже не
принадлежит, разумеется, если вы не работаете в паре с Валентиной, но я не
думаю, что это так.
? — Почему же?
— Потому что с Валентиной мы выяснили все вопросы и
отказались от взаимных претензий.
— Вот как? В таком случае я вынужден применить более
жесткие меры. У вас прелестная дочка, и я с грустью должен заметить, что она
абсолютно беззащитна, сегодня вы в этом смогли убедиться.
Я давно поняла, к чему он клонит, так что не очень
испугалась. Внутри я даже почувствовала слабое облегчение — значит, я не сошла
с ума, и вся сегодняшняя история была тщательно организована.
— Должна вам сказать, в вас погиб режиссер.
— Да, это мое хобби.
— Послушайте, неужели вы думаете, что, если бы у меня
была эта штука, я бы не отдала ее вам немедленно, а стала бы рисковать дочерью?
— Да, некоторые женщины уязвимы детьми, но не все.
— Вы просто не знаете женщин! — вырвалось у меня.
— Я знаю все! Достаточно разговоров! — рассердился
голос. — Даю вам срок до завтрашнего вечера, иначе пеняйте на себя! —
В трубке раздались гудки.
— Татьяна, да на тебе лица нет! Что это за интересный
разговорчик? — Оказывается, Сергей давно стоял в коридоре и по моим
репликам понял, что дело мое плохо.
— Они грозят убить Аську! — вымолвила я
побелевшими губами.
— Отдай им все!
— Я не могу, у меня этого нет.
— Понятно, тебя подставили. Какой срок?
— До завтрашнего вечера.
— Иди, собирай дочку. Много вещей не надо, только самое
необходимое. — Он уже набирал номер телефона.
Я потащилась в комнату, повозилась там немного, а потом из
коридора послышались Галкины вопли:
— Куда это я потащусь на ночь глядя? Ты что, рехнулся,
что случилось?
Сергей тихо сказал ей несколько слов. Потом добавил жестко:
— Собирайся живо!
Она замолчала на полуслове и бросилась в комнату. Мне вдруг
до боли, до колотья в сердце захотелось, чтобы у меня тоже был такой человек,
который взял бы на себя все мои проблемы, которому я доверяла бы настолько, что
подчинялась ему слепо и безоговорочно. Но у меня такого человека нет. И
удивительное дело, опасность грозит моей дочери, а про ее отца я вспоминаю в
последнюю очередь. Я представила, как звоню сейчас туда, свекрови, в их
предсвадебную лихорадку, и начинаю плачущим голосом объяснять мужу про Аську.
Разумеется, они решат, что я все сочиняю от ревности. Да в лучшем случае он
просто вежливо попросит оставить его в покое, а в худшем — назовет ревнивой
дурой и истеричкой.
Пока я так раздумывала, Галка появилась уже с двумя
дорожными сумками.
— Продукты возьми! — крикнул Сергей. Я помчалась
на кухню и стала кидать в полиэтиленовые пакеты все, что было в холодильниках,
моем и Галкином. Хорошо, что вчера накупила продуктов! Аська любит пить чай с
сахаром вприкуску. Я нашла в столе у Ксении Павловны пачку рафинада — потом
отдам.
Они все уже стояли в коридоре, Сергей со Стасиком на руках,
Галка с вещами и девочки, взявшись за руки. Еле сдерживая слезы, чтобы не
испугать ребенка, я обняла Аську и крепко прижала к себе.
— Слушайся тетю Галю!
С улицы раздался гудок автомобиля.
— Толик приехал, — сказал Сергей и передал Стасика
Галке. — Спускайтесь, я сейчас.
— Куда ты их, Сережа?
— А это тебе и знать не надо! — отрезал он, потом
добавил помягче:
— Там ведь не только твоя дочка, но и мои все. Я
рисковать не могу. Ладно, Татьяна. Руки у тебя теперь развязаны, решай свои
проблемы. Я там поживу денька два, присмотрюсь, а как вернусь, будем думать,
что делать.
— Почему ты мне помогаешь, Сережа? Ведь ты даже не
знаешь, может, я преступница?
— Какая разница? — удивился он. — Ты своя,
родная, мы с тобой в одной квартире живем.