У двери его ждал Славик.
— Порядок? — спросил он шепотом.
— Конечно, Славик. Я тебе хотел сказать — ты прав.
— Насчет чего, Шаман?
— Насчет того, что перебежчиков не любят.
И Шаман нанес Славику короткий страшный удар ребром ладони.
* * *
Валентина притормозила в условленном месте, и, словно
возникнув из воздуха, два смуглых человека скользнули в ее машину.
— Ну что, Иса, опять упустили девчонку?
— Э, ханум, не тебе так говорить! У тебя операция с
самого начала вкривь пошла! Ты ведь нам говорила, что девчонка будет под
контролем, что не помешает? И что документы пересняты и подготовлены? Ну и где
эти документы? И где твой контроль?
— Форс-мажор, Иса, случился.
— У тебя, ханум, всегда форс-мажор случается. Если
работать чисто — никакого форс-мажора не будет. Твой дружок дорогой какую игру
затеял? Связался с какими-то русскими бандитами. Хотел сам это дело провернуть,
без тебя, что ли? Ты нам про это не говорила. Хорошо, что те бандиты сами друг
друга поубивали, а то сколько бы лишней работы нам с Кемалем было!
— Твой Кемаль мне на нервы действует! Сидит, молчит как
сыч…
— Кемаль простой человек, никаких языков не знает, не
то что русского — по-английски ни слова, всю жизнь в горах прожил, зато глаза,
как у горного орла, и сердце, как у льва. В муху с двадцати шагов попадает и с
ножом управляется, как ты с мужем своим не умеешь…
— Ладно тебе, завел рекламную кампанию! Ты лучше скажи
— выяснили вы, кто Вадима угробил? Ты уверен, что это не вы со своим горным
козлом?
— Ты, ханум, выбирай слова! Счастье твое, Кемаль языка
не понимает! А то уже лежала бы твоя голова отдельно от всего остального! Мы
твоего дружка не трогали! Уж не сама ли ты его кончила, когда про двойную его и
фу узнала?
— Нет, это не я.
— Тебя-то мы там видели, ты в его квартиру входила.
— Я и не скрываю, что там была. А только нашла я его
там уже мертвого. И думаю, что это девчонка его.
— Ага, и привязала к креслу, и пытала? Не сходится у
тебя. Ну да ладно, это теперь не важно. А вот если бы ты пропажи хватилась не
утром, а сразу, как он ушел, то мы бы к нему на квартиру раньше бандитов успели
и все бы уладили.
Кемаль, до того не издавший ни звука, разразился длинной
тирадой на родном языке. Иса ответил ему краткой фразой и снова повернулся к
Валентине:
— Кемаль сказал, что ему не нравится, как ты ведешь
дела. И ты сама не нравишься. Если бы не ибн-Фарух, он бы тебя давно зарезал и
домой уехал. Ему здесь не нравится. Здесь холодно.
— Вы меня не пугайте! — взвизгнула
Валентина. — Вам Хасан приказал делать, что я велю, — вы и делайте.
Сами девчонку упустили, а сами волну гоните на меня.
— Хасан-ибн-Фарух — настоящий воин, для нас его имя, мы
его приказ выполним, но подчиняться женщине воин Аллаха не может. Мы для
ибн-Фаруха должны бумаги достать, мы их достанем. Те бумаги, что на даче
были, — сгорели. Ты копии сделала — у тебя их украли. Твоя вина, не наша.
Кто украл? Девчонка? Где прячет? Что ты знаешь? От тебя никакой помощи, одни
неприятности.
— Я на днях буду с Хасаном говорить, попрошу его, чтобы
других людей прислал. Вы мне претензии предъявляете, а сами вдвоем с девчонкой
одной справиться не могли. У хахаля ее. Кирилла, искали — ни черта не нашли.
Вам скажу, что делать надо — надо девчонку прижать как следует, язык ей
развязать, чтобы все выложила — куда дела мои копии, где прячет. Если вы с этим
не справитесь — пусть Хасан решает, что с вами делать.
— Ладно, девчонку мы достанем, это не проблема. Все она
нам скажет, что знает. Нет такого человека, который бы нам все не сказал.
Кемаль — он такой. У него и немой заговорит. Он человек простой, темный, языков
не знает, но заставит говорить любого.
* * *
В субботу утром меня разбудили дети. Девчонки дразнили
Стасика, он жутко орал, да еще кошка мяукала как резаная. Галка с Сергеем уже
ушли, я собралась, привела себя в порядок, накормила детей поздним завтраком и
потащила весь наш детский сад в скверик. Там я нежилась на мягком осеннем
солнышке, девочки бегали по площадке, а Стасик прилежно копал песочек у моих
ног. Он вообще со мной ведет себя очень спокойно. Мы с ним построили красивый
песочный дом, потом прибежали девчонки и стали его модернизировать, Стасик
расстроился и заорал — в общем, мы все очень неплохо провели время. После обеда
я уложила Стасика спать, а девчонок усадила играть в тихие игры. Сама я
занялась хозяйством, потом позвонила Кириллу, но у него никто не отвечал.
Значит, уже встал и ходит по своим делам, мои заботы ему ни к чему. Когда
явились Галка с Сережей, я сообразила, что у меня абсолютно нет продуктов и
решила сбегать в магазин.
Когда я, нагруженная двумя пакетами с продуктами, открыла
дверь своего подъезда, какой-то молодой человек открывал почтовый ящик, стоя ко
мне спиной. Я сделала было шаг назад, чисто инстинктивно, но чьи-то сильные
руки схватили меня сзади, а Кемаль, это был он, брызнул мне в лицо пахучей
жидкостью. Последняя моя мысль была о том, что какие наглые эти арабы — при
свете дня, в субботу, похитить человека на глазах у изумленной публики!
Когда я пришла в себя, первым, что я увидела, было лицо того
же самого Кемаля. Он наклонился надо мной с детской доверчивой улыбкой. Я попыталась
пошевелиться, но мне это не удалось. Тогда я осторожно оглянулась по сторонам.
Комната была небольшая и абсолютно пустая, в ней даже не было окон. Обои
свисали клочьями, дощатый пол весь покоробился. Из мебели в комнате сохранился
старый-престарый комод, покрытый вместо скатерти куском старого рваного тюля.
По одной стене не стояло ничего, только по светлым кускам обоев можно было
догадаться, что раньше здесь стояла мебель, а вдоль другой, противоположной,
стены тянулась достаточно толстая железная труба. Это не была труба парового
отопления, потому что она была холодная. Зачем она была там, я не знаю, но
арабы приковали меня к ней самыми настоящими наручниками, как в кино. Я
посмотрела вниз. Куртку с меня они сняли, я была в джинсах и свитере. А подо
мной лежала старая диванная подушка. Заботливые какие!
Увидев, что я открыла глаза, Кемаль обернулся и сказал
что-то на своем гортанном языке. Тут же в поле моего зрения появился его
напарник-переводчик.
— А-а, пришла в себя! С возвращением, так сказать.
— Куда опять вы меня притащили? Чего еще надо?
— Нам надо, чтобы ты отдала чужую вещь. Брать чужие
вещи нехорошо, это грех.
— Аллах не велит, да?
Его смуглое лицо пошло пятнами, я подумала, что он меня тут
же зарежет.
— Не смей произносить святое имя своим нечистым ртом!