Но только иногда, примерно раз в три месяца, не по-немецки подлив, Володя звонил Василию и по двадцать-тридцать минут, выбрасывая буквально на ветер бешеные деньги, разговаривал, вспоминая родной город, который он оставил, реку Красную, общих знакомых... Даже ту проклятую войну и Чечню, где осталась его нога...
...Вот так и сейчас... Они разговаривали уже пятнадцать минут... Говорил в основном Володя. Василий, переступая с ноги на ногу – линолеум был холодным, да и из-под входной двери здорово тянуло, – время от времени вставлял словечко. Ну, и отвечал на вопросы старого друга...
– Ладно, Васька... – голос боевого брата теперь звучал устало. – Я же тебя разбудил, наверное...
– Вовка, ерунды не говори! – возмутился Скопцов. – Ты же прекрасно знаешь – я тебя всегда, в любое время рад слышать!
– Не, пора заканчивать... Бывай, Васька!
– И тебе всего доброго!
– Стоп! – неожиданно заорал Володя. У Скопцова аж в ухе зазвезнело...
Кстати, слышимость и без воплей была просто великолепной. Вроде как Володя не из другой страны говорил, а из соседней комнаты...
– Я совсем забыл, Васька! – продолжал Шварц. – Короче, тут такое дело – туда, к вам, приезжает один хороший мужик, Ванька Бергман...
– Куда это – к нам?.. – уточнил Василий. – И откуда приезжает?
– Как откуда?! – удивился Володя. – Отсюда, из Германии то есть... А к вам... Так в Красногорск же! Дела тут у него какие-то...
– Понятию... А почему Ванька?
– Ну, пусть будет Иоганн, если тебе так удобнее!
Дело не в том, как его зовут! Дело в том, что мужик он неплохой и надо бы ему помочь... Ну, встретить там, определить с жильем... Поможешь?..
– Когда он прилетает?.. – обреченно спросил Василий. Разумеется, у него не было особой охоты связываться с иностранцем. Тем более что и в школе, и в университете он изучал английский язык. Да и то не особенно-то в изучении преуспел...
Но в то же время он не мог отказать в столь незначительной просьбе своему боевому другу.
– Послезавтра ночью! – радостно сообщил Володя. – Московским рейсом!
– Я его встречу и помогу. Кстати, а что у него за дела?.. Лес?.. – Почему-то все иностранцы приезжали в Красногорскую область за лесом.
– Нет, не лес! Ему там надо... Ну, короче... – Володя запутался в собственных словах. – В общем, он сам тебе расскажет! Ладно, пока!..
И – короткие гудки в ухо...
"Сам расскажет... – про себя передразнил Василий друга. – Интересно, а на каком языке?!"
Скопцов посмотрел на часы. А ведь времени не так уж и много – всего-то четыре часа утра! И если не устраивать перекуров с кофе, то он вполне успеет выспаться... Ну, а как уж с тем немчурой быть – дальше видно будет...
3
– Слышь, Людок, а здесь – ништяк! Все по уму!.. – Владимир Зарницкий, в некоторых "потусторонних" кругах больше известный как Сова, обнял свою сожительницу. – Так жить можно!..
...Очередной скандал в семействе Лыковых закончился вульгарным мордобоем. Причем драку начал отец Люды – надоел ему "примак" хуже горькой редьки, и старый рабочий собрался вышвырнуть его вон. Но не рассчитал немного своих сил. Не задумываясь о последствиях, поднаторевший в зоновских драках зятек замесил тестя по полной программе...
Вполне понятно, что после этого оставаться в квартире "родственников" было невозможно. Правда, и идти Зарницкому было некуда. Сова родился и вырос на Урале, куда возвращаться пока не собирался. Хотя все проездные документы, а также постановление об установлении над ним административного надзора были выписаны на небольшой, но известный город Златоуст.
Сложную ситуацию довольно легко разрешила Люда, вернувшаяся с работы в самый драматичный момент схватки. Разумеется, она тут же приняла сторону возлюбленного. Обняв любимого, гладила его лицо, заглядывала в глаза, не обращая внимания на собственного отца, которому Зарницкий сломал нос.
– Вовчик, милый, что этот козел с тобой сделал?! – с ненавистью посмотрела она на истекающего кровью старшего Лыкова. – С тобой все в порядке?!
– Успокойся, Людок, все нормально. – В эту минуту Сова гордился своим мужеством. – Ничего он мне не сделал...
– Все! – решительно заявила Люда. – Так больше нельзя жить! Мы отсюда уходим!..
Быстренько, не обращая внимания на плачущую мать, побросала в сумку кое-что из своих вещичек. Ну а у Совы из имущества было только то, что на нем надето. Так что сборы были недолги...
Напоследок, уже у самой двери, Люда остановилась и сказала старшим Лыковым:
– Все. Я вас больше знать не знаю. Вы мне – не родители! – И, не обращая больше внимания на слезы и увещевания, вышла за дверь. Не оглядываясь...
На улице было морозно. Со стороны Красной, которая здесь, в черте города, не замерзала благодаря ГЭС, перегородившей реку километрах в тридцати выше по течению, тянуло пронизывающим до костей сырым ветром. Легко одетый для зимы Сова непроизвольно поежился – холодно...
– И куда мы теперь?.. – еще больше ссутулившись и засунув руки поглубже в карманы, спросил он подругу.
– Найдем! – небрежно отмахнулась та. – Есть одно местечко...
В больнице, в одной из палат, где прибиралась Люда, лежала пожилая женщина. Альбина Трофимовна Горная... Можно сказать, на старуху свалились все тридцать три несчастья. Ну, во-первых, резкое обострение всех тех хронических болезней, которыми обычно страдают немолодые люди. Что уж тут поделать... Осень и весна – наиболее щедрые на этот счет периоды. Межсезонье, температурные перепады, перепады атмосферного давления, магнитные бури... Все то, на что изношенный организм реагирует очень чутко...
Возможно, все эти напасти Альбина Трофимовна смогла бы пережить и дома. Но только еще при первых морозах ей очень не повезло – поскользнувшись, она упала на улице. В результате – перелом шейки бедра... Тоже сугубо старческая травма...
Женщину вынуждены были поместить на стационарное лечение – она оказалась одинокой как перст. Ни мужа, ни детей, ни друзей... Даже кошки – и той не было. Единственный родственник, племянник – сын уже много лет как умершей старшей сестры, – давным-давно, более десяти лет назад, еще при коммунистах, пропал без вести во время срочной службы в армии и до сих пор числился в дезертирах...
И так уж получилось, что за ту неделю, что Альбина Трофимовна находилась в больнице, Люда как-то сумела с ней близко сойтись... Впрочем, ничего удивительного в этом не было – молодая женщина отличалась обаянием. Худенькое миловидное личико в обрамлении светленьких кудряшек, большие глаза, с каким-то непонятным удивлением смотрящие на окружающий мир, тихий ангельский голосок... Никто и никогда не смог бы в этой миловидной, тихой и старательной санитарочке заподозрить воровку и наводчицу...