Тебе конец, хапуга! - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Казанцев cтр.№ 40

Ветеран с пенсионеркой поливали грядку с огурцами.

– Кто это там приезжал? – Новицкий махнул рукой в сторону удаляющейся машины.

– Не знаю.

– Странное дело. Постояли, постояли да поехали.

– Тебе уже, Юрьевич, повсюду враги мерещатся, – проговорила Протасеня.

– Они повсюду и есть, – убежденно сказал ветеран. – И во власти окопались, и в полиции.

– Так что, по-твоему, приличных людей совсем не осталось? – удивилась старуха.

– А ты, Васильевна, вокруг себя посмотри. Приличные люди, конечно, имеются, но мало их и ничего они не решают.

– Как же тогда журналисты? Они же тебя спасли сегодня! – призывала ветерана к благоразумию пенсионерка.

– Из всякого правила бывает исключение, – не сдавался бывший партизан.

* * *

На вершине горы пылал костер, сложенный из смолистых пней. Дым ровным столбом поднимался к звездному небу. Отблески пламени таинственными бликами освещали археологический раскоп. Ночь всегда таинственна и склоняет людей к фантазиям. Глядя с высоты на реку, можно было представить, что по ней неторопливо плывет ладья викингов, но стоило присмотреться, и становилось ясно, что это блики играют на воде.

Доцент со своими студентами сидели по одну сторону костра, по другую на бревне устроились Ларин и телевизионщики – оператор и разбитная журналистка.

– …Я, честно говоря, ваш канал недолюбливал раньше, – признавался археолог, – врут по нему много, особенно в новостях.

– Как раз в новостях врут меньше всего, – вставила журналистка. – Больше всего врут во всяких ток-шоу и конкурсах, – сказав это, она почему-то глуповато хихикнула.

– Но бывает польза и от журналистики, – произнес Андрей Ларин, разгребая палкой уголья в костре и закатывая туда картошку. – Рад, что нам всем сегодня удалось познакомиться. Много интересного узнал.

– Я тоже рад знакомству и очень благодарен за помощь, – отозвался доцент. – Раньше я считал телевидение этаким ящиком для зомбирования людей. Теперь свое мнение немного изменил.

– Ну, конечно, недаром же говорят, что Останкинская телебашня очень похожа на шприц, – вновь глуповато хохотнула журналистка. – Вопрос только в том, чем этот шприц заправят. Вот мы в новостях напрямую враньем не занимаемся. Мы только интерпретируем факты.

– Интерпретация – вещь серьезная, – согласился археолог. – Я и мои коллеги тоже собираем факты. Находим одни и те же черепки, кости. А вот уже реконструкция прошлого по ним – это интерпретация. И у всех она разная. Окончательной истины никто не знает. Извините меня, что я нелестно отзываюсь о телевидении, но это только живя в Москве или другом крупном городе постоянно думаешь о политике. Кажется, будто она проникла во все поры жизни. А стоит выехать на природу, в провинцию, начинаешь понимать, что какая бы власть в Москве ни была, хорошая или плохая, здесь ровным счетом ничего не изменится. Люди как жили, так и будут жить.

– Сегодня вы тоже так думаете, после всего что случилось? – ухмыльнулся Ларин. – Если вы забыли о власти, то это не значит, что это она забыла о вас. Где-нибудь да пересечетесь.

– Да уж, верно вы заметили, – кивнул археолог и стал разгребать угли уже со своей стороны костра. – Вы мне только подскажите, пожалуйста, когда сюжет, который вы сняли, в эфире будет.

– Желаете еще раз полюбоваться на нашу доблестную полицию? – спросил Андрей.

– Мне очень важно, – археолог приложил ладонь к сердцу, – чтобы информация об открытии стоянки викингов была обнародована. Может, тогда ее и удастся сохранить. – Он отнял ладонь от сердца и приложил к земле.

– Боюсь вас разочаровать, – ухмыльнулся Ларин. – Но этот сюжет вообще никогда не появится в эфире.

– Почему? – изумился ученый. – Неужели эти люди так сильны, что могут запретить его показать?

Ларину не хотелось разочаровывать археолога, но и обманывать его дальше сил уже не было. Он повернулся к журналистке.

– Лиля, хватит глупо хихикать. Я понимаю, что тебя прямо-таки распирает от желания поделиться правдой. Признайся во всем.

Журналистка звонко засмеялась. Археологи с удивлением смотрели на нее.

– Ой, не могу, как вспомню их тупые морды и то, как они от камеры шарахались… – Молодая женщина приподняла ладони, как бы уговаривая себя больше не смеяться. – Никакие мы не журналисты. Это все он придумал, – показала она на Андрея. – Киношники мы, а он у нас линейный продюсер. Приехал и говорит: Лиля, хочешь сыграть журналистку из «Вестей»? А мне что? Я розыгрыши люблю.

– И я никакой не оператор, я даже камеру не включал, – признался бородатый осветитель.

– Не может быть, – округлил глаза доцент.

– Еще как может. – И артистка областного театра, не удержавшись, чмокнула Ларина в щеку, оставив на ней яркий след от помады. – Я так тебе благодарна! Ведь эта роль была и, наверное, будет лучшей в моей жизни.

– Во всяком случае, самой убедительной.

– Однако, – вздохнул археолог. – Выходит, ничего еще не решено и строители могут вернуться?

– Работайте себе спокойно и никого не бойтесь. Больше они сюда не сунутся, – почему-то очень уверенно пообещал Андрей.

– Надо бы ветерана, Новицкого, просветить, а то он так старался, рассказывая про войну, неудобно как-то старого человека обманывать… Он же будет надеяться, ждать, друзьям хвастаться, чтобы его в телевизоре посмотрели.

– Тоже верно, – вздохнул Ларин. – Я его обязательно предупрежу в ближайшее время. А то в самом деле, с одной стороны, помогли человеку, а с другой – вроде как и обманули.

* * *

К удивлению всей съемочной группы, Владимир Рудольфович Карпов все же не сорвался в запой, хотя с ним это частенько случалось. Пророчество оператора так и не сбылось. Возможно, режиссеру помогло то, что луна была молодой, а продолжительная депрессия наваливалась на него лишь при полной. Ограничился двумя днями пьянки, после чего крепко взял себя в руки. В целях профилактики распорядился даже изъять все запасы спиртного, объявив сухой закон.

Собрав съемочную группу, он твердо всех предупредил:

– Дамы и мужики, друзья! Я все понимаю, мы все люди со своими проблемами, слабостями и неприятностями. Но пить можете только после работы. Можете пить даже во время работы – так, чтобы я и никто другой этого не видел. Но никогда не пейте вместо работы. Этого кинематограф не прощает, не прощу и я.

Два дня простоя съемочной группы, конечно же, стоили денег, и немалых. Но перед инвесторами Владимир Рудольфович был чист, как новорожденный перед богом. Налицо имелся форс-мажор – непредвиденные обстоятельства. Вследствие обстрела был окончательно выведен из строя лихтваген. А какое же кино без искусственного освещения? Поэтому по бумагам все было оформлено безукоризненно – разгульная пьянка предстала как ожидание прибытия новой техники. Полевых съемок для этой экспедиции оставалось совсем ничего, предстояло лишь снять так называемый «режим»: несколько ночных сцен боя партизан с немцами.