Рукопожатный изверг - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Казанцев cтр.№ 32

Пискнул домофон. Но прежде чем войти в мрачный подъезд, женщина обернулась. Но небритого мужчины, подарившего ей букет роз, уже нигде не было видно. Из темноты двора доносились лишь приглушенные звуки удаляющихся шагов.

«Ты, Дима, ценный агент, один из лучших в нашей организации, и никогда не откажешь в помощи. Но, к сожалению, у нас с тобой ничего не получится. И причина тому не Ларин. Просто ты еще не знаешь, какая я стерва и какую боль способна причинить мужчине. А доставлять тебе страдания я не хочу. Так что давай оставим все, как есть», — с этими мыслями Лора поднялась на лифте, вошла в квартиру, сбросила с ног туфли и, не раздеваясь, буквально завалилась на диван в прихожей — через несколько минут она уже крепко спала.

За последнее время Лидия Погорелова сильно сдала: похудела, осунулась, появились мешки под глазами, прибавилось и морщин на уже немолодом лице. Конечно, все это можно было списать на строгий режим СИЗО, плохое питание, вечное недосыпание, неприветливую атмосферу и прочее-прочее, что свойственно подобным заведениям. Однако то была лишь вершина айсберга. Корень всех ее бед крылся в том, что она днями и ночами переживала за своего сынишку, все думала, как он там без нее: накормлен ли, как переживает разлуку с ней. Единственное, что утешало убитую горем мать, — за ее Андрюшкой есть кому присмотреть, почитать на ночь сказку.

Каждый раз, когда бывшую медсестру в очередной раз привозили в суд, она на протяжении всего заседания не сводила своих заплаканных глаз с сына, который в это время находился в зале с бабушкой. Они не могли перекинуться даже парой слов, сказать друг другу такие банальные, но в то же время необходимые вещи, как «я тебя люблю», «скучаю по тебе», «не плачь, все будет хорошо».

Но, как ни странно, этого им и не требовалось. Ведь мать и сын быстро научились общаться взглядами, мимикой.

Иногда Погорелова получала письма. Их было немного. Но не потому, что ей мало писали. Наоборот, желающих поддержать оказавшуюся за решеткой ни в чем не повинную женщину было хоть отбавляй: и правозащитники, и представители гражданского общества, и неравнодушные граждане. Просто цензоры администрации СИЗО не пропускали львиную долю писем, возвращая их авторам.

И тем не менее те немногие, которые все же доходили до адресата, были этаким глотком свободы, надеждой на перемены, не дающей Лидии Федоровне окончательно зачахнуть в стенах следственного изолятора.

Совсем недавно Погорелова получила и первое письмо от Андрюшки, который толком-то и писать не научился. А потому на листе формата А4 он вывел неровным почерком только три слова: «Скорее возвращайся, мама!» И под этой трогательной надписью нарисовал цветными фломастерами не менее трогательный рисунок. Солнце с лучиками, парящие под ним галочки птиц, травка и стоящий в ней квадратный домик с треугольной крышей. В окне, перечеркнутом крестиком, улыбающиеся овалы лиц — одно поменьше, а два других — побольше. Тогда Лидии Федоровне почему-то показалось, что этим самым рисунком ее сын изобразил теперешнее непростое положение их семьи. Мол, все хорошо, солнышко светит, птички летают, травка зеленеет, а мы вместе с бабушкой не можем этим любоваться, сидим в каком-то зарешеченном доме, словно какие-то заложники. Ну а почему улыбаемся? Так ведь всегда нужно оставаться оптимистами и не унывать, что бы ни происходило. Хотя вряд ли Андрюша имел в виду именно это, а скорее, хотел показать своим рисунком, что ждет скорейшего воссоединения и скучает по даче, где он проводил целое лето.

Буквально на днях к Погореловой заглянул и адвокат. Они долго разговаривали, тот убеждал ее, что стоит немного потерпеть, и в скором времени она окажется на свободе, так как никаких улик против нее нет. Даже намекнул, что руководство тайной антикоррупционной организации бросило все свои лучшие силы, чтобы вывести фальсификаторов этого уголовного дела на чистую воду. Женщина, естественно, приободрилась, воспряла духом. Под занавес встречи адвокат хотел было сообщить своей подзащитной неприятную весть, что ее возлюбленного Виктора повесили, инсценировав самоубийство, но в последний момент передумал, решив, что может произойти нервный срыв…

…В душной камере с малюсеньким зарешеченным окошком, сквозь которое едва просачивался солнечный свет, царила умиротворяющая тишина. Оно и неудивительно — в это послеобеденное время насытившиеся арестантки по обыкновению лежали на нарах и занимались своими делами. Кто-то читал журнал или газету. Кто-то спал. Лишь староста камеры — уголовница с богатым тюремным стажем Надя Чуракова по кличке Арлекино да Погорелова все никак не могли улечься и разговоры разговаривали:

— …Раз адвокат так сказал, значит, тебе не о чем беспокоиться. Освободят прямо в зале суда. Правда, если сторона обвинения никаких новых улик против тебя не накопает, — пыхтела папиросой Арлекино, выдувая густой и едкий табачный дым в крохотное окошко. — Но ты же того коммерса не чикала. Следовательно, не накопают. И все, гуляй, подруга, расти сынишку. Хороший адвокат всегда поможет правды добиться, даже если ты и виновата.

— Хотелось бы в это верить, — вздохнула Лидия Федоровна и посмотрела на приклеенный скотчем к стене рисунок Андрюши. — Надя, а у тебя дети есть? — неожиданно спросила она у сокамерницы.

Казалось бы, абсолютно безобидный вопрос, который подразумевал плавный переход разговора о тюрьме к семейным ценностям, вызвал у Арлекино неприкрытую злость. Было видно, что ей крайне неприятна эта тема.

— А какое тебе дело? Я не поняла, — зашипела ядовитой змеей Надя Чуракова.

— Да… просто… полюбопытствовала… — растерялась Погорелова.

— Любопытной Варваре на базаре манду оторвали, — сквозь редкие прочифиренные зубы процедила уголовница.

— Ты это… меня извини, если я что-то не так сказала, — пролепетала Лидия Федоровна и поспешила ретироваться на свою шконку.

— Эй, погоди, — уже спокойным голосом произнесла Арлекино и тронула медсестру за плечо.

Погорелова повернула голову и с удивлением увидела, что в глазах старосты нет уже ни злости, ни гнева. Одна лишь печаль и грусть. Ей даже показалось, что Чуракова вот-вот пустит слезу. Но нет, та только шмыгнула носом, сглотнула. Ее веки на какую-то долю секунды опустились. А когда она вновь открыла глаза, то эта была уже та самая Надя, которую привыкла видеть Лидия Федоровна: уравновешенная, сильная и уверенная в себе женщина, этакая «железная леди», которую трудно вывести из себя.

— Это ты меня извини, — металлическим голосом отчеканила Арлекино. — Просто ненавижу, когда меня о детях спрашивают. Убить готова. А все из-за того, что собутыльники моего папаши, когда он нажрался и отрубился, ко мне в комнату вломились и изнасиловали. Я тогда еще в шестом классе училась: ни сиськи, ни письки. Чего они ко мне полезли, до сих пор не пойму. В общем, какая на хрен разница? Порвали мне все там на британский флаг, ничего живого не оставили. С того момента я детей и не могу иметь. Вот такие дела, подруга. А папашка так и не проснулся.

Вдруг из тюремного коридора стали доноситься приглушенные шаги. С каждой секундой они становились все громче и громче. Надя Чуракова и Лидия Погорелова настороженно переглянулись.