Настоящая любовь или Жизнь как роман - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 67

— Статья уже стоит, — сказал мне Бочаров. — На второй полосе. Теперь нужно только молиться, чтобы она проскочила цензуру.

Я от изумления открыл рот. Бочаров сделал почти немыслимое — уговорил главного поставить статью в номер, даже не имея еще визы Бакаева.

— Закрой варежку, — усмехнулся Бочаров. — Я знал, что ты не выйдешь от Бакаева без визы. Я так и сказал главному: если Тополь придет от Бакаева без визы, вообще можете не печатать эту статью. Чем я рисковал? Ничем!..

Теперь представьте этот сумасшедший вечер в редакции газеты «Комсомольская правда», на шестом этаже издательства «Правды». Представьте это медленное, как пытка, течение времени, это ожидание, когда за окном стоят две гэбэшные «Волги», когда в редакционном буфете Кичин, фанфароня, угощает редакционных машинисток и секретарш шампанским, а тем временем в Киеве, в ЦК КП Украины, решается его судьба. А рядом, на пятом этаже издательства, в кабинете цензора, лежит на столе, в папке свежих газетных оттисков, оттиск нашей статьи…

Куря одну сигарету за другой, мы с Бочаровым поминутно подходили к окну, смотрели вниз. Эти две черные машины уже включили габаритные огни и подъехали поближе к ярко освещенным подъездам редакции. Один из их пассажиров вышел из машины и прогуливался на противоположной стороне улицы, задрав голову вверх и разглядывая окна верхних этажей издательства. «Комсомольская правда» занимала последний, шестой этаж, выше нас была только столовая…

— Ну их в жопу! — взорвался Бочаров. — Все! Я больше не подойду к окну!..

Но через пять минут мы с ним снова смотрели из этого окна вниз, словно что-то притягивало нас там как магнитом. И только телефонные звонки отрывали нас от этой слежки за нашими преследователями.

Каждый телефонный звонок, конечно, срывал нас с места — ведь мы ждали звонка из Киева. Но после семи-восьми вечера лавина телефонных звонков в редакцию стихает, а после девяти телефоны вообще замолкают.

Я помню, как после девяти вечера я, Бочаров и Кичин, не зажигая света в кабинете, стояли в темноте у окна и смотрели вниз. Я помню, как в этой тишине гулко тикали тяжелые штурманские часы на руке у Кичина и как медленно ползла по их светящемуся циферблату зеленая светящаяся секундная стрелка.

А внизу в такт гулкому тиканью этих часов вышагивал по тротуару гэбэшник — сорок шагов в одну сторону, сорок шагов в другую…

О чем мы думали в эти минуты? О чем думал Бочаров? Кичин? Я?..

Резкий телефонный звонок заставил нас вздрогнуть.

Мы оба — Бочаров и я — бросились к телефону. Бочаров снял трубку на одном аппарате, я — на параллельном.

— Товариш Бочаров? — прозвучал в трубке мужской голос с украинским «ш» вместо «щ» в слове «товарищ».

— Гм… Да… — поперхнулся своим собственным голосом Гена Бочаров.

— С вами говорит помощник первого секретаря ЦК КП Украины… Мне поручено сообщить вам, что Бюро ЦК партии Украины приняло решение восстановить капитана Кичина в партии с вынесением ему строгого выговора за грубое нарушение финансовой дисциплины. Мне поручено просить вас отразить это решение в вашей статье.

— Спасибо, — сказал Бочаров. — Конечно, мы отразим. Спасибо.

— Добра нич…

— Спокойной ночи, — сказал Бочаров, осторожно положил трубку и вдруг изо всей силы стукнул кулаком Кичина по плечу и закричал радостно: — Еб твою мать! Мы тебя таки вытащим из этого дерьма! Ебать этого Куварзина! Ты будешь плавать! — Тут он щелкнул стенным выключателем, включил в кабинете свет и подбежал к окну: — Вот вам!

Он стоял на фоне ярко освещенного окна, показывая в ночь вниз крепко сжатый кулак, поднятый в однозначном международном жесте.

Телефон за его спиной зазвенел еще раз. Я снял трубку.

— Бочарова и Тополя — к цензору, — холодно произнес голос дежурного секретаря редакции.

— Кто такой следователь А.? — спросил нас цензор.

— Ну… следователь А. есть следователь А… — попробовал увильнуть от прямого ответа Бочаров.

— Неужели? — насмешливо сказал цензор. — А «следственные органы» есть просто «следственные органы»? Да? Кого вы собирались надуть?!

Он убрал со стола свои тяжелые, в синих сатиновых нарукавниках локти, и мы увидели на его столе свою статью. Она была вся испещрена жирными красными восклицательными знаками. Не вопросительными, как это бывает, когда цензор не знает или не понимает чего-то в статье, а восклицательными. Нам стало ясно, что он уже знает, какие именно «следственные органы» мы имели в виду в нашей статье. Но кто мог сказать ему об этом? Кто мог предупредить, что эта статья вот-вот ляжет ему на стол?

— Значит, так, — веско сказал цензор. — Вы ловкие ребята, конечно. Но цензуру вам не надуть. Трогать органы безопасности мы вам не позволим. Возьмите свою статью и идите. Скажите дежурному редактору, что на второй полосе появилась дырка на четыреста строк. Пусть пришлет мне другой материал вместо вашей статьи. Пока!

— Ладно, мы проиграли… — усмехнулся Бочаров, забирая с его стола газетную полосу с нашей статьей. — Но как вы узнали, что это КГБ, а не милиция или прокуратура? А?

Цензор поднял на него глаза. В этих глазах был просто смех. Да, не злость, не торжество, не насмешка, а просто веселый, самодовольный смех. Так смеются глаза только очень самоуверенного и твердо стоящего на земле человека. Несколько секунд он, видимо, думал, как ответить на вопрос Бочарова и отвечать ли на него вообще. А потом решил, видимо, что ему нечего смущаться, и сказал:

— У нас есть свои источники информации…

Тут на его столе зазвонил телефон, и он жестом попросил нас выйти из кабинета.

Мы вышли, тут же взбежали по лестнице с пятого этажа на шестой и бросились к окну.

Внизу от подъезда редакции отъезжали две наши знакомые черные «Волги». В одной из них кто-то из пассажиров говорил с кем-то по радиотелефону.

На следующий день капитан дальнего плавания Евгений Кичин вылетел в Батуми. Бочаров полетел с ним, чтобы «своими глазами увидеть, как Кичин все-таки уйдет в море на капитанском мостике — назло этим сукам!». А я уехал в подмосковный Дом творчества кинематографистов писать сценарий для Одесской киностудии. Через неделю меня позвали к телефону. Звонил Бочаров из Батуми.

— Ну? — спросил я нетерпеливо. — Он уже в Босфоре?

— Хера! — сказал Бочаров. — Батумское КГБ не имеет права дать визу на загранку без запроса управления КГБ, к которому Кичин был прикреплен раньше. Я пил с начальником батумского КГБ три вечера подряд и — бесполезно. Он хороший парень, он все понимает, но сделать ничего не может. А одесское КГБ, конечно, прислало телекс: «Капитану Кичину в праве на заграничное плавание отказать».

— Что же мы будем делать?

— Ничего. Выше головы не прыгнешь. Я звонил из Батуми Бакаеву и Дукельскому. И они сделали единственное, что могли: они дали Кичину баржу, и вчера он ушел наконец в каботажное плавание — без права выхода из территориальных вод СССР. Как там продвигается твой сценарий?