Игра в кино - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 31

И. АВЕРБАХ (режиссер-постановщик фильмов «Чужие письма», «Фантазии Фарятьева» и др.): В тот день, когда я читал сценарий, я первый раз пошел на «Ромео и Джульетту» Дзеффирелли, которая, на мой взгляд, восхитительна! Под этим впечатлением я и читал сценарий Тополя. Довольно трудная ситуация, и тем не менее сценарий я прочел не отрываясь. Да, открыл я его с неохотой, я вообще не люблю читать чужие сценарии, но тем не менее прочел я его не отрываясь, с первой до последней страницы. Прелестно написано, особенно первая половина. Очень точный диалог, точные характеры и очень хорошо, что это фильм о любви. Я вдвойне обрадовался, когда узнал, что его будет ставить Резо Эсадзе, это для него необычайно удачно. Мне кажется, что Эсадзе с его тенденцией к поэтическому кино может сделать из этого сценария прекрасную картину.

Я. МАРКУЛАН (киновед): Я хочу выступить в защиту второй половины сценария. Тут, как и в «Ромео и Джульетте», есть один хороший сюжетный ход: с начала сценария появляется абсолютное доверие к психологии героев, к их характерам и их любви, а после этого разрешаются некоторые вольности. Во второй части «Ромео и Джульетты» идут поединки, смерти, невероятная кутерьма, и места на психологию почти не остается. И здесь то же самое. Здесь грубо, кинематографически переведено все в динамику, а остальное подчинено необходимости действия. И есть все оправдания, чтобы произошли недоразумения, неожиданные случайности и т. п.

Р. ЭСАДЗЕ: Когда я прочел сценарий, первое, что пришло в голову: Господи, сколько материала! Я понял, что первая любовь у людей любой национальности одинакова. Первая любовь слепа и ослепляет, она не подчиняется никакой логике, она завораживает окружающих, и счастлив тот человек, который соприкасается с этим чувством. Когда я вспоминаю свою первую любовь, мне не стыдно, мне приятно. От глупости своей становится хорошо, и хорошо, что вся жизнь освещается этим светом. Я взбирался на самое высокое дерево, вырезал там ее инициалы и сидел там. Я помню, как я загадывал: если она меня любит, то здесь, на дороге будет больше двадцати камней. И считал! Как дурак – идешь и считаешь! Или: перепрыгну через ров или нет? Ради нее! А потом оглянусь: Господи, как я перепрыгнул? Человек от первой любви доходит до состояния Дон Кихота!.. Если меня спросят, что мне нравится в этом сценарии, я отвечу – все нравится! Многое тут грубо и – как это красиво и поэтично можно сделать! Если мы будем загипнотизированы внутренним состоянием героя, если мы ему поверим, если попадем под ритм его существования, то все грубое заговорит, как поэтическое. Я рад, что буду делать этот сценарий.

Э. ТОПОЛЬ: Говорят, что каждому человеку заранее определено, какое количество вина ему в жизни выпить, сколько выкурить сигарет, съесть мяса и так далее. Курить я бросил на вашей студии в свой первый приезд, потому что дал себе зарок, когда писал этот сценарий: если примут его на «Ленфильме», брошу курить! А сейчас я сидел и думал: все! тут такое количество добрых слов сказано в мой адрес, что лимит на комплименты, который мне отпущен в жизни, тоже, наверно, исчерпан. Большое всем спасибо…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Оценка нашей редколлегии и моя совпадают с мнением худсовета. На наш взгляд, это талантливая работа, поэтичная, выигрышная тем, что вами дан одержимый, неистовый характер, дана чистая первая любовь, имеющая свой адрес – молодежь. О любви мы делали много картин, но невысокой температуры – 36,4, 36,3. А нужна высокая температура, и в этом сценарии такой температуры достаточно. Я думаю, что мы можем записать следующее: «Художественный совет Первого творческого объединения одобряет литературный сценарий Эдуарда Тополя „Любовь с первого взгляда“ и рекомендует дирекции студии принять его и запустить в режиссерскую разработку». Нет возражений против такого решения? Нет. Принимается.

(Заседание совета закрывается)

Дополнение:

Члены худсовета подходят к счастливому автору, хлопают его по плечам, жмут ему руки, говорят новые комплименты и зовут в буфет отметить триумф. И тут сквозь их веселое и шумное кольцо маленьким тараном пробивается к автору кругленький Эсадзе и красиво, по-грузински становится на одно колено, говоря:

– Старик, я влюблен в твой сценарий! Я слышал, что его хотят переманить на «Мосфильм» и что есть другие режиссеры, которые его хотят! Я тебя на коленях прошу: подожди меня три месяца! Через три месяца я закончу в Тбилиси свою картину и сразу начну снимать твой сценарий! Клянусь, я сделаю гениальную картину, ты мне веришь? Прошу тебя, верь!

Да, это был мой день – 21 февраля 1973 года. Стенограф Н. Шарова тому свидетель.

Назавтра, получив гонорар, я вылетел в Баку к героям своей киноповести. Мурат – мальчишка, о котором столько говорили на худсовете – давно отслужил в армии и работал теперь вальцовщиком Сумгаитского трубопрокатного завода, а героиня сценария Соня – моя родная сестра Белла – преподавала музыку в детской музыкальной школе. Они жили под Баку, в Сумгаите, в пустой квартире на втором этаже заводского дома, и их дочке Асе было уже полтора года. Я притащил ей самую большую куклу, какую смог найти в московском «Детском мире». Эта кукла была метрового роста, она умела ходить, открывать рот и говорить по-русски «мама» – она была нашего, отечественного производства. Когда я поставил ее на пол и она пошла на Асю, топая прямыми ногами, щелкая пластмассовыми губами и говоря «ма-ма! ма-ма!», Ася разревелась от ужаса. А сестра сказала:

– Дурак! Где ты взял это чудовище! Если ты хочешь сделать ребенку подарок, спустись вниз, в радиомагазин и купи за двадцать рублей проигрыватель. А то она часами стоит в этом магазине и слушает музыку, а у нас на проигрыватель денег нет…

3. Медовый месяц

Режиссерский сценарий «Любви с первого взгляда» мы с Эсадзе писали под Ленинградом, в Репино, в Доме творчества кинематографистов. Это была легкая и упоительная работа. Стояла зима, Репино утопало в снегу, по утрам вокруг нашего коттеджа мы находили лосиные следы и мелкие строки беличьих пробежек. По этому снегу мы с Резо уходили гулять – далеко, к репинским «Пенатам», к скованному льдом Финскому заливу. Но мы не замечали ни мороза, ни снега, ни ледяных торосов. Два кавказца, окруженные питерскими снегами, мы увлеченно сочиняли пылкую и романтическую кавказскую любовь, соревнуясь в изобретении смешных реплик, эпизодов, сценок грузинского и азербайджанского быта. Резо тут же, на снежной тропе играл – за Мурата, за его родителей и соседей. Он делал это гениально! Это был театр и фильм одного актера, и я думаю, что именно так показывал своим актерам Михоэлс. Да, Резо был гением актерской и режиссерской импровизации – подхватив идею какой-нибудь крохотной жанровой сценки, он тут же нырял в нее, как голубь в теплый песок, и купался в ней, и извлекал из нее все новые и новые сияющие брызги юмора, колорита, страсти! Это было так здорово и так смешно, что я валился в снег от хохота и восхищения своим замечательным режиссером. Господи, если бы у меня была тогда видеокамера и если бы я снял на пленку то, что показывал мне Резо, – не нужно было бы никаких последующих съемок, это был бы мой самый лучший фильм! Никогда, никогда – ни до, ни после этого месяца работы с Резо Эсадзе я не был так счастлив от совместного творчества. Если кто-нибудь помнит гениальную сцену из фильма Глеба Панфилова «Начало», сцену, где Куравлев и Чурикова, позабыв обо всем мире, вдохновенно поют дуэтом за обеденным столом, кайфуя от каждой музыкальной фразы, пропетой друг другом, и подхватывая друг у друга мотив, и переливая его из голоса в голос, – вот так мы работали с Резо. И даже то, что Вета-Ветка-Веточка почему-то не звонила мне из Москвы, не омрачало моего настроения.