Римский период, или Охота на вампира - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 58

…Конечно, в голливудском кино на этой эффектной фразе закончился бы весь эпизод, а за ним – встык – начался бы другой, не менее напряженный. Но что они, голливудские драмоделы, понимают в искусстве? Если вы в Италии, то сама жизнь диктует здесь совершенно иной уровень драмы и выстраивает вашу судьбу по лекалам Лобачевского и Феллини, а не по одномерным выкройкам Голливуда.

Я прикатил из Рима последней электричкой, сошел со станции в Ладисполи и замер. В темном домике слева кто-то замечательно играл на скрипке, а напротив, в многоэтажном доме, на самом верху, на восьмом или девятом этаже, светилось только одно окно, точнее – дверь из кухни на балкон, и в этом светлом проеме, на фоне черного неба, звезд и моря, слившегося во тьме с небом, – в этом светлом проеме тонкая женская фигурка в брючках и с распущенными по плечам волосами хлопотала у вынесенной на балкон электрической плиты. Не знаю, что она делала, мне было только видно, как она движется у этой плитки – все время движется, не сходя с места. Очень далеко от меня, очень высоко, но все ее движения были пластичны и слиты с этой музыкой, которая звучала в другом домике, напротив.

И так же как она специально вынесла свою плитку на балкон, чтобы слышать эту музыку и жить в ней, так и я сел на какой-то каменный выступ в заборе, задрал голову вверх, смотрел на нее и слушал.

Есть Нечто, что все-таки невозможно описать словами, но что снимает тревогу и беду, как материнская рука.

Хотя зачем я это пишу? Кто в Голливуде поймет этот крохотный, но такой емкий и чисто итальянский (или грузинский) эпизод?

41

После Белых Столбов в электричке стало чуть свободнее, но плечистые мужчины, сидевшие у Елены и Пильщика за спиной, похоже, и не думали выходить, они шумно играли в карты, а Пильщик, явно не в силах сдерживать распиравшие его чувства, тараторил, почти не таясь:

– Лена, вы, конечно, не еврейка, но я вам доверяю. Я хочу вам сказать: антисемитская кампания, которая сейчас идет, никакого отношения к нам, евреям, не имеет! Она вообще не против нас направлена! Это просто оружие подковерной борьбы Полянского и Романова, то есть русской группы в Кремле, с группой, которая пришла в Кремль с Украины. Что вы так смотрите? Почему я не могу сказать вслух то, что думаю? Я же из психушки! Подумайте сами: на чем еще они могут выпихнуть Брежнева, Кириленко и Черненко из Кремля? На марксизме? Так они его сами не знают. Но вспомните: Сталин вырезал всю верхушку руководства экономикой, правильно? Русских, украинцев, казахов – всех! Их места заняли рабочие и кухарки, но это же был завал – они ничего не понимали в делах! И тогда они стали брать евреев и армян своими заместителями, главными инженерами, вторыми секретарями обкомов. Брежнев опирается на этот слой, но подросли новые кадры, они хотят скинуть старый аппарат, занять его место. Полянский и Романов их поддерживают, потому что, убрав опору пирамиды, они уберут и верхушку. И значит, хорошие мы или плохие, это не имеет никакого значения! «Бей жидов!» – это стратегический лозунг нового поколения руководителей партии…

Елена не помнила, с какого момента она перестала слушать эти разглагольствования еврейского неофита, впитавшего в себя атмосферу палаты «узников Сиона». И даже разительное перевоплощение агрессивного, замкнутого, косноязычного серийного убийцы в благодушного и эрудированного парня уже не занимало ее мысли. Другая мысль зародилась в ее голове, и она подивилась ее простоте. Если через нее, Елену, Винсент смог так перестроить психику маньяка-убийцы, то что же он сделал с ней самой, с Еленой? И вот почему с таким изумлением на нее смотрят теперь коллеги и техники на радио! Она изменилась…

Впрочем, минутку! Разве это не свойственно всем влюбленным – меняться и внешне, и внутренне? И разве она изменилась к худшему? Нет, конечно! Она изменилась так, что мужики сворачивают голову ей вслед – вот как она изменилась! Она изменилась так, что у нее грудь выросла на размер – вот как она изменилась! Она изменилась так, что ей уже по фигу все условности совковой жизни, все страхи перед КГБ, милицией и собственным начальством в Радиокомитете! И она изменилась так, что уже сам Винсент стонет, кряхтит и летает в постели, задыхаясь от усталости и прося пощады, – да, вот как она изменилась! Ее жизнь стала прекрасной и легкой, она досыта, до невесомости и изнеможения спит с любимым мужчиной, и она принимает участие в уникальном эксперименте…

Но может быть, все это тоже результат внушения? Может быть, ее ведут так же, как она сейчас ведет этого Богула-Пильщика?

Что-то толкнуло ее в затылок – не сильно, но ощутимо. Она непроизвольно повернулась и встретилась взглядом с глазами Винсента, который, улыбаясь, смотрел на нее из другого конца вагона.

И сразу куда-то в небытие, в ничто испарились все мысли, и в голове стало светло и радостно, и даже за окном, в небе, только что глухо затянутом низкими серыми облаками, вдруг появилось солнце.

Винсент показал ей глазами на это солнце и легким движением губ послал ей воздушный поцелуй.

И все взметнулось в Елене навстречу его губам и глазам, взметнулось жаркой и влажной эротической волной, и, вместо того чтобы двинуть свои губы в легкой ответной улыбке или воздушном поцелуе, она без голоса, но четко очерчивая губами каждый слог, произнесла:

– Ti voglio! Subito! [29]

– Михнево! – прозвучал голос по радио. – Следующая остановка Жилево…

Пильщик-Богул вышел на платформу, зажмурился от яркого морозного солнца и даже как бы облизнулся от удовольствия.

– Елена, вы чудо! Вы даже погоду изменили! Куда мы пойдем? В лес?

От этого невинного «В лес?» Елену словно током ударило, она взглянула на своего спутника, но в его лице и глазах было столько чистой радости и благодушия, что она тотчас успокоилась.

– Не знаю… Побродим…

Она действительно не знала, что их ждет в Михнево, ей было сказано: «Приедем туда и разберемся!», и она пошла с Пильщиком по обледенелой платформе к станции, чувствуя на своем затылке взгляд Винсента. От этого ощущения все согревалось и оживало в ней – и грудь, и живот, и ее ластуша…

А Пильщик, дыша морозным паром, вдохновенно говорил:

– Знаете, Елена, о чем я подумал? Я, конечно, понимаю, что я вам не пара. Это однозначно. Кто я и кто вы! Даже смешно подумать! Но я хочу вам предложить просто по дружбе: давайте я вас вывезу, а?

– В каком смысле? – рассеянно спросила Елена, с трудом переключаясь со своих внутренних плотских ощущений на его голос и слова.

– Ну, в самом прямом! Вывезу отсюда! – Он широко всплеснул руками, показывая на довольно унылый – даже под солнцем – пейзаж: грязные сугробы слежавшегося снега вокруг замусоренной привокзальной площади, какой-то ободранный автобус у пустого рынка, какой-то глухой «уазик» и три старухи, торчавшие перед воротами рынка с банками квашеной капусты. – Ведь я же эмигрирую, Елена! Как только меня выпишут из больницы, я подаю на эмиграцию. Но если вы хотите, мы оформим фиктивный брак и…