Банда 7 - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 21

— Смотри, — Пафнутьев осторожно вынул нож из мертвой руки женщины. — Видишь эту железку? Ею можно убить кого-нибудь? Нельзя. Почему же тогда он оказался в руке этой несчастной? Зачем он оказался в руке этой несчастной? — спрашиваю я у себя и одновременно у тебя. А затем, что кто-то решил нам с тобой передать горячий привет. Тебе и мне.

— Кто? — выдохнул Шаланда.

— Убийца.

— Паша... Ты смеешься надо мной?

— Помнишь, неделю назад мы занимались убийством в квартире? Обнаружена женщина, обнаженная, с ножом в руке, и держала она его точно так же... Помнишь?

— О! — Шаланда в ужасе закрыл рот плотной своей ладонью, словно опасаясь, что ненароком произнесет нечто запретное, слово, которое никому слышать не позволено. — Точно, Паша! Это что же получается? Маньяк завелся?

Пафнутьев поднялся, отряхнул руки, поправил кепку.

— Ты как хочешь это назови... Может, для кого-то летная погода, может, это проводы любви.

— Шутка? — настороженно спросил Шаланда.

— Какие шутки! Посмотри на эту женщину... За ее убийством действительно стоять проводы любви. Во всяком случае, мне так кажется.

— Но цель, Паша, цель?!

— Может быть, кому-то хочется, чтобы мы думали, будто убийства совершил один человек, хотя на самом деле эти преступления совершили разные люди... Может быть, все наоборот. Не исключено, что и маньяк задумал поиграть с нами в прятки. Могут быть варианты из всех этих предположений... Но убийства эти... — Пафнутьев замолчал, рассматривая проносящиеся над головой весенние облака — были они полупрозрачными, легкими, торопящимися. — Но убийства эти... — взор Пафнутьева снова опустился к земле.

— Ну, ну? Паша, ну?! — постанывал от нетерпения Шаланда и даже, кажется, пританцовывал в блестящих своих остроносых туфельках.

— Убийства эти разные, — Пафнутьев справился наконец с выводом, который блуждал где-то в его сознании, не находя выхода.

— Что значит разные, Паша?

— Там ухоженная квартира, здесь — свалка. Там действительно нож, которым можно полоснуть по прекрасной женской шее, а здесь какой-то обрубок, пригодный только для ковыряния в носу. Но, с другой стороны, и там и здесь всякие, как видишь, маникюры, педикюры... Причем свеженькие. Крашеные волосы, обнаженные тела... Что это у нее за пятно на шее, видишь? Может, ссадина? Или грязь, а, Шаланда?

— Похоже на синяк.

— Или прикус?

— Не понял?

— Да я все о том же! Проводы любви, Шаланда. Весной не только встречают любовь, но и провожают. Постой, постой, — Пафнутьев с неожиданной сноровкой обошел вокруг трупа, зашел с противоположной стороны, склонился над ногами.

— Что ты там увидел, Паша? — подошел поближе и Шаланда.

— Пятки.

— И что пятки?

— Порепанные.

— Это какие?

— Как бы тебе это объяснить, какое словцо подобрать... Да, вспомнил! Растрескавшиеся.

— И что это означает?

— Это означает, что убийство прошлой недели и это, — Пафнутьев кивнул на труп, — как бы это выразиться поточнее...

— Да уж выразись как-нибудь наконец!

— Мне кажется, что обе пострадавшие были знакомы друг с дружкой.

— По пяткам определил?

— Да, Шаланда, по пяткам. Ты вот свои пятки пемзой трешь, когда в баню ходишь?

— Банщик трет. Я не могу дотянуться.

— Значит, они у тебя имеют приятный вид, нежные, розовые, есть на что посмотреть.

— У меня, и кроме пяток, есть на что посмотреть, есть чем полюбоваться. Не хуже, чем у людей, Паша.

— Они знали друг друга, — повторил Пафнутьев, словно уговаривая самого себя. — Они наверняка друг друга знали. Не исключено, что даже приехали из одного места. Многовато совпадений. Слишком их много, Шаланда.

— Слишком хорошо — тоже нехорошо.

Пафнутьев уставился Шаланде прямо в глаза. Но чувствовалось, что не видит он ни Шаланды, ни его озадаченного взгляда, да и вообще Пафнутьев, кажется, подзабыл, где находится и как оказался среди мусорных ящиков, возле трупа женщины с крашеными волосами и яркими ногтями.

— Ты чего, Паша? — спросил Шаланда, сбитый с толку странным поведением Пафнутьева. — Тебе плохо?

— А кому сейчас хорошо? — Пафнутьев мгновенно преодолел какие-то свои космические расстояния и в доли секунды вернулся на место происшествия.

— Ты оцепенел?

— С кем не бывает! — махнул рукой повеселевший Пафнутьев. Что-то ему открылось за те недолгие секунды, пока он отсутствовал, что-то осознал. И Шаланда звериным своим чутьем, нутром, интуицией это понял.

— Паша, у меня такое чувство, будто тебя посетила мысль?

— Посетила, — кивнул Пафнутьев. — Ты, Шаланда, открыл мне сейчас такие глубины человеческой сути, такие глубины... Я прямо содрогнулся всем своим телом.

— Это что же я такого сказал? — насторожился Шаланда.

— Что слишком хорошо — тоже нехорошо.

— Раньше ты этого не знал?

— Слышал, конечно, но как-то не проникался.

— А теперь проникся? — продолжал допытываться Шаланда. — Теперь дошло, да?

— И продолжает доходить.

— А мне можно об этом знать или нежелательно?

— Комедия все это, — произнес Пафнутьев, кивнув в сторону прикрытого уже трупа.

— Веселая? — осторожно спросил Шаланда.

— Веселого тут, конечно, мало, но и истинного тоже немного.

— Хочешь сказать, что все это ненастоящее? — Шаланда неотрывно в упор смотрел на Пафнутьева. — И труп тоже ненастоящий?

Но Пафнутьев опять унесся в свои запредельные дали, опять не видел ни Шаланду, ни мусорных ящиков, ни вороха тряпья, которым накрыли труп юной красавицы. Шаланда рванулся было повторить свой вопрос, шагнул уже было к Пафнутьеву, чтобы ухватить за рукав, встряхнуть хорошенько и вернуть на этот грязноватый двор, но подошедший Худолей успел остановить его. Приложив палец к губам, он дал понять, что говорить сейчас не следует, что Пафнутьев думает, а поскольку подобное случается нечасто, такое его состояние надо ценить. Худолей скорчил гримасу: дескать, извини, дорогой товарищ, но у нас свои правила и нарушать их нежелательно.

Шаланда раздраженно передернул плечами, сунул руки в карманы форменного плаща и, круто развернувшись, зашагал к своей машине, бормоча слова нервные и непочтительные.

А Худолей терпеливо дождался, пока Пафнутьев вернется из мистических своих блужданий, дождался, пока тот увидит его, заметит, словечко молвит.

— Ну как, Худолей? Что скажешь? — Голос его был по-прежнему бодр — голос человека, который понял наконец то, что от него так долго скрывали.