Повелитель разбитых сердец - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 42

Мне чудится, голос ее закручивается вокруг Максима Николаевича, словно смерч, и влечет его вон из спальни вслед за поспешным топотанием обутых в чувяки ног. Раздается звук открываемого окна, и я слышу возбужденные Аннушкины выкрики:

– Вы вылезайте, вылезайте да поглядите, каково можно во-он за той трубой, за гребеньком устроиться! Не бойтесь, я, старуха, и то лазила на карачках!

– Ну какая же вы старуха, Аннушка? – доносится голос Максима Николаевича. – Вы мне сто очков вперед дадите! Ну, так и быть, полезу посмотрю, что за убежище вы там для меня приготовили. Только, Христа ради, не кричите так, не то вся округа будет оповещена, где в случае чего искать господина Мансурова!

Слышу, как скрежещет кровельное железо. Итак, вышеназванный господин Мансуров все же оказался довольно простодушен – поддался на хитрость своей прислуги. И в это мгновение подзоры взлетают вверх, а передо мной оказывается красное Аннушкино лицо.

– Что ж вы лежите, барыня? Вылезайте! Мухой!

Чем-чем, а «мухой» при всем желании не получается. Я отроду не отличалась поворотливостью, а теперь еще тело замлело от неподвижной позы. Едва выбираюсь, чуть-чуть стою на четвереньках, перед тем как разогнуться, потом все же поднимаюсь и несусь вслед за Аннушкою к двери… Как вдруг нас с нею враз словно пригвождает к полу: стоило ей взяться за замки, как затренькал колокольчик у двери.

Аннушкины глаза, чудится мне, вот-вот выскочат из орбит. Мои, стало быть, тоже.

– Кто там звонит, Аннушка? – доносится из раскрытого окна голос Максима Николаевича. – Откройте!

Вновь звонят.

Аннушка кладет дрожащую руку на замки и только начинает что-то там поворачивать, как слышен тяжелый звук, словно кто-то спрыгнул на пол с высоты. Потом раздаются торопливые шаги – и в дверях появляется мужчина в поношенном сером костюме.

Он смотрит на меня с холодноватым изумлением:

– Вы ко мне, сударыня? Чем обязан?

Я таращусь на него, прижимая к себе свой узел. Интересно, сама я о нем вспомнила, вылезая из-под кровати, или Аннушка, уничтожая улики, сунула его мне в руки?

Максим Николаевич Мансуров не слишком высок ростом, худощав, русоволос. Ему, как я понимаю, под сорок. Странное ощущение – мне кажется, будто я его уже где-то видела. Он довольно хорош собой, особенно глаза – настолько редкостного темно-голубого цвета, что я невольно обращаю на них внимание, несмотря на безумную ситуацию, в которой оказалась.

– Так что же, сударыня? – с оттенком нетерпения спрашивает господин Мансуров. – Уж не вы ли прислали мне загадочное письмо, которое и заставило меня прервать мои дела и вернуться в Петербург прежде времени? Коли так, извольте пройти в комнату, не стойте в дверях. Аннушка, посторонитесь, вы загораживаете даме дорогу.

Мы с Аннушкой переглядываемся, и нам обеим, как я понимаю, враз приходит в голову одна и та же мысль: хозяин принял меня за другую! За гостью, которая нетерпеливо звонила у двери… но тут звонок тренькает снова.

– Что такое? – удивляется Максим Николаевич. – Еще кто-то пришел? Загадочно, кому еще я столь безотлагательно понадобился? Отворите же, Аннушка, что вы стали?

Аннушка, двигаясь с поворотливостью деревянной куклы, с превеликим трудом отпирает дверь и впускает в прихожую миниатюрную даму, одетую в черное и в черном облаке пышных кудрей.

Моя первая мысль – я и ее тоже где-то видела! Вторая – она очень напоминает известный портрет Иды Рубинштейн кисти Серова. Довольно скандальный портрет, надобно сказать! Правда, в отличие от Иды Рубинштейн новая визитерша вполне одета.

Она бросает на меня мимолетный взгляд своих очень черных, безо всякого блеска глаз, потом переводит их на Мансурова и заявляет голосом довольно-таки пронзительным:

– Я к вам писала. Мне необходимо с вами переговорить.

Мансуров смотрит на нее, неприязненно прищурясь:

– Как? Значит, это вы писали? Отчего же без подписи? Боялись, что не приму вас? А я уж было решил, что вот эта дама…

Тут нервы мои окончательно перестают меня слушаться: отпихнув «Иду Рубинштейн», стоящую на пороге, я опрометью кидаюсь вон из квартиры, благо Аннушка не успела запереть дверь.

Диво, как я не скатилась с лестницы кубарем и не переломала ноги, а заодно не свернула шею! Вылетаю из парадного, словно мною выстрелили из ружья, и несусь что есть мочи по улице, спеша свернуть за угол. Вслед мне раздается насмешливое: «Эй, куда бежишь?!» – а затем звучит издевательское кваканье клаксона, в котором мне отчетливо различимы давным-давно слышанные глупые слова:

Мат-чиш – прелестный та-нец,

При-вез его испа-нец…

Что? Матчиш?

Оборачиваюсь и вижу у парадного, из которого я только что выбежала, длинный черный «Кадиллак». Монументальный матрос хохочет за рулем и тискает грушу клаксона.

Матчиш… «Кадиллак»… матрос… женщина с черными волосами…

И тут меня вдруг словно бы ударяет догадкой. Да ведь к незнакомому мне Максиму Николаевичу Мансурову, в ванне которого я сегодня совершила такую замечательную «помойку» и под чьей кроватью потом едва не замерзла, явилась с визитом никакая не Ида Рубинштейн! Это была уже знакомая мне Елена Феррари по прозвищу… как бишь ее? Цыганка? Ах нет, не Цыганка, а Арлезианка!

Опять она? Опять она!