Зомби идет по городу - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 52

– Очень просто. Он закупил кабельное телевидение центра города и услаждает зрителей зрелищами, ранее совершенно недоступными. Мы же привыкли к тому, что запретный плод сладок... Вот и упиваемся. Все доступно. Наслаждайся, Аркаша. Смотри, как ловко задами вертят... Балдеть тебе, Аркаша, не перебалдеть.

Халандовский помолчал, быстро взглянул на Пафнутьева и, нажав кнопку на телевизоре, выключил его.

– Паша... Его нельзя взять методами, которые позволительны тебе. Ведь тебе не позволено...

– С некоторых пор мне все позволено.

– Ты уверен, что я правильно тебя понял? – вкрадчиво спросил Халандовский.

– Да, – отрывисто ответил Пафнутьев и сунул в рот кусок домашней колбасы, небольшой, чуть поджаренной, с выступами настоящего мяса, чистого, белого, пропитанного всевозможными пряностями. – С тех пор, Аркаша, как я связался с тобой, мне многое стало позволено. Говорить, делать, поступать.

– Ну, что ж... Поговорим... Так и быть. Авось выживу.

– Выживешь, – заверил его Пафнутьев.

– Есть сведения, что Байрамов зарабатывает деньги не только видимым способом.

– Знаю.

– Да? – удивился Халандовский. – И до тебя дошли слухи?

– С твоими знаниями мне не сравниться, – польстил хозяину Пафнутьев. – Твоя информация всегда была полнее. Поэтому я здесь. Знаю, что есть у него источник, а вот какой... – лукавый Пафнутьев замолк, вроде бы в полнейшей растерянности.

– Угон машин, – сказал Халандовский.

– И что он делает с ними дальше?

– По-разному... Разборка, перекраска... Угон в соседнюю державу. У нас в последнее время появилось столько соседних держав... Бестолковых, алчных, иждивенческих держав с какими-то затаившимися многовековыми обидами, – проговорил Халандовский с неожиданной страстью. – Они счастливы, что хоть что-то пересекает границу в их направлении. Ворованный металл, угнанный скот, краденые машины... Такие вот оказались у нас непритязательные соседи. Причем самые бандитские из них – это те, кто больше всего говорит о какой-то своей независимости, о какой-то своей культуре... Шелупонь, – зло заключил Халандовский и решительно наполнил стопки.

– Да, границы приблизились, – осторожно заметил Пафнутьев.

Халандовский включил телевизор, и снова заметались по экрану масластые мужики и потные бабы. И опять по небритому лицу Халандовского замелькали отсветы чужой жизни. Пафнутьев тоже некоторое время смотрел на экран, потом, словно стряхнув с себя оцепенение, повернулся к Халандовскому.

– Я хочу его взять, Аркаша. Я больше ничего так не хочу.

– Его можно взять только методом, каким действует он сам. Его же оружием.

– Продолжай, – кивнул Пафнутьев. – Слушаю тебя, Аркаша.

– Бандитизм. – Халандовский посмотрел на Пафнутьева ясным простодушным взглядом.

– Так, – произнес Пафнутьев, словно усвоил для себя что-то важное, к чему долго шел, и теперь оно открылось перед ним во всей своей убедительной и бесспорной правоте. – Так.

– У него есть берлога.

– Знаю.

– Наглый, неожиданный налет.

– Цель?

– Изъятие всех документов, которые только можно там обнаружить. Вплоть до новогодних открыток и телефонных счетов. Говорю это не для красного словца – на телефонных квитанциях указывают коды городов, с которыми абонент беседовал. Поэтому даже квитанции будут полезны.

– Может быть, – Пафнутьев не стал спорить.

– Я, Паша, не очень силен в твоем деле, не знаю, какие преступления совершаются с отпечатками пальцев, какие – без, где собака может унюхать, а где ее возможности ограничены... Но я твердо знаю другое – нет преступлений, которые не оставили бы финансовых следов. За любым, даже за самым пошлым и вульгарным бытовым убийством неизбежно тянется какой-то денежный след. Кто-то накануне послал перевод или его получил, кто-то взял в долг, а кто-то вдруг все долги раздал, кто-то купил, кто-то продал... Денежные следы любой деятельности обязательно остаются, а уж следы преступления... Если совершить налет, следы обнаружатся. Я берусь эти документы изучить и доложить тебе об истинном состоянии дел господина Байрамова.

– Ты становишься рисковым человеком, Аркаша.

– Я всегда им был. Только притворялся... Слабым, поганым, убогим... Так было принято. Такова была общественная мораль. Да, Паша, да. Безнравственно было заявить о себе что-то достойное, безнравственно было вообще заявить о себе. И люди притворялись худшими, чтоб только, не дай бог, их не заподозрили в преступном самоуважении, в низменном желании купить себе новые штаны или приобрести квартирку попросторнее, чтобы не питаться в прачечной, чтобы не читать газету в туалете и не общаться с женой в детской комнате... Ладно, Паша. – Халандовский поднял стопку, посмотрел на нее с хмельной пристальностью, словно хотел на поверхности водки увидеть последствия бандитского налета на берлогу Байрамова. – Выпьем с богом... Есть закуска, есть прекрасный и надежный собутыльник Халандовский...

– Думаешь, будет добыча?

– Не сомневайся, Паша. Добыча будет. Не столь уж он и хитер. Опасен – да. Но хитер... Не столь, Паша, как некоторые твои приятели, не столь! – И Халандовский, ткнувшись своей стопкой в стопку Пафнутьева, подмигнув ему черным лукавым глазом, выпил.

И поставил пустую бутылку куда-то за спину, где было у него местечко, в котором пустые бутылки сами по себе заменялись на полные.

* * *

Невродов сдержал слово – следствие по делу бывшего городского прокурора Анцыферова было проведено в самые сжатые сроки, и тут же назначили суд. Это уголовное дело не было слишком сложным, поскольку факт получения взятки был установлен и доказан. Никто из участников разоблачения Анцыферова от своих показаний не отрекся, немногие свидетели были тверды и неумолимы.

Наверно, и сам Леонард Леонидович не успел в полной мере привыкнуть к своему новому положению. Жизнь его менялась настолько быстро и необратимо, что единственное чувство, которое им владело все эти дни, – ужас происходящего и какая-то ошарашенность, он даже не вполне понимал происходящее.

На суд он пришел бледный, похудевший, какой-то нервно-пугливый. Оглядывался на каждое слово, произнесенное в зале, на шорох и скрип стула, вздрагивал от хлопка двери. Народу было немного, суд состоялся без посторонних, без любопытных, и единственно, кого допустили от всей журналистской братии, – это главного редактора Цыкина. Он сидел в сторонке, за спинами и, кажется, был занят только тем, что убеждал себя в том, что все это ему не снится. Когда суд уже начался, пришел опоздавший Фырнин. Он вежливо поздоровался с судьей, поклонился прокурору, дружески кивнул и Анцыферову. Тот узнал Фырнина, слабо улыбнулся, чуть заметно шевельнул руками, словно хотел развести их в стороны, да не решился. И жест его означал примерно следующее: «Вот так-то, брат, вот так-то...»