Брызги шампанского - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 25

– Прекрасная погода, не правда ли? – произнес наконец Усошин и опять усмехнулся общему недоумению – из той ниши в ресторане, где они сидели, никакой погоды увидеть было невозможно. – Это один мой зэк так выражается. Когда я его к себе вызываю. Из интеллигентов. Слушает, слушает меня, потом улыбнется и спрашивает: «Прекрасная погода, не правда ли, гражданин начальник?» Такой вот интересный зэк.

– После этого отправляется в карцер? – спросил Гущин.

– Ничуть. К себе отправляется. На нары. Или еще куда-нибудь.

– А куда еще он может отправиться?

– Мало ли, – Усошин сделал вольный такой жест рукой, будто вопрос показался ему неуместным или, скорее, не заслуживающим ответа.

Все последние дни Усошин держался в тени и, как говорится, не возникал ни по какому поводу. Как ему удалось вырваться из своего лагеря на целую неделю, никто не спрашивал, да это, собственно, никого и не интересовало. Оставил лагерь на заместителя или вообще взял да и запер ворота на неделю – так ли уж это важно? И вот первый раз Усошин чуть приоткрылся. Даже нет, не приоткрылся, дал понять, что его не знают настолько, чтобы о нем судить.

Его не знают.

И все.

Проделал он это с таким изяществом и безукоризненной точностью, что Выговский не мог не восхититься. И подумал про себя – ну и клубочек у нас собирается!

– Когда в обратную сторону? – спросил Мандрыка.

– Наверно, завтра с Сережей Агаповым и отправимся. Нам ведь в одни места.

– Я тоже с вами, – быстро сказал Горожанинов. – Железная дорога тоже нуждается в постоянном внимании. Так что вы тут оставайтесь на хозяйстве одни, без нас, – добавил Горожанинов, и слова его прозвучали не столь уж безобидно. Был в его словах скрытый смысл, который выглядел явно более значительным. – Справитесь?

Как и Усошин, Горожанинов наполнил свой фужер и отставил бутылку в сторону. И это прозвучало как некое единение. Мы, дескать, заодно.

– Постараемся, – ответил Выговский – тут тоже не приходилось надеяться на легкую жизнь, тут тоже что-то зрело. Они почти двое суток будут ехать в одном купе и споются за это время, как им только захочется, подумал он.

Выговский разлил оставшееся вино всем поровну – себе, Агапову, Мандрыке, Здору и Гущину.

– Наполним бокалы! – весело сказал он. – Содвинем их разом!

– Прекрасный тост! – воскликнул Здор с чувством облегчения – он опасался, что если сейчас, за столом, начнут делить деньги, то его наверняка обойдут. – Спиши слова!

– И так запомнишь! – отмахнулся Выговский. – О делах продолжим завтра утром. Заметано?

– Пусть так, – кивнул Усошин.

– Тогда закажем еще шампанского. – Подняв руку над головой, Выговский звонко щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта. А тот уж и так торопился, увидев, что последняя бутылка выпита.

И веселье продолжалось.

Все так же с радостной возбужденностью звучали голоса, но прежней легкости, беззаботности и отчаянной открытости уже не было. Словно какое-то облако подозрительности и опаски опустилось над столом, невидимое, но всеми ощущаемое облако. Все так же радостно взмахивал руками Агапов, блистал тонкими анекдотами Гущин, но Здор был насторожен и выглядел отрезвевшим. Мандрыка улыбался, кивал головой, пил и закусывал, но помалкивал. Прошло совсем немного времени, и замкнулся Усошин, стал украдкой поглядывать на часы, а когда кто-нибудь в компании поглядывает на часы украдкой и, как ему кажется, совершенно незаметно, это мгновенно видят все. И тоже смотрят на свои часы. Незаметно приближается и занимает исходную позицию официант – и стол сразу превращается в какое-то умирающее существо. Оно, это существо, еще посверкивает глазками, оно еще лязгает железными зубами вилок и ножей, бьет чешуйчатым хвостом, позвякивая бокалами, но все понимают – существо доживает последние свои минуты.

– Вы меня извините, как человек северный, живущий среди зэков... – Усошин помялся. – Я бы кое-что со стола захватил в гостиницу. – Он потянулся было к салфеткам, но Выговский его остановил.

– Завернут, – сказал он холодновато. – Упакуют наилучшим образом, сложат в корзинку и отнесут в машину.

– Даже так?! – восхитился Усошин. – Теперь я понимаю, почему люди стремятся жить в столице.

Наутро, в гостинице, почти не обмениваясь словами, в легкой угнетенности после вчерашнего перебора поделили деньги. Не сговариваясь, будто все было решено заранее, Выговский каждому отсчитал по семь тысяч.

– Возражения есть?

– Я доволен, – легкомысленно брякнул Здор.

– А почему бы тебе не быть довольным, – пожал плечами Гущин. – На твоем месте я бы тоже был доволен.

– Согласен! – нервно бросил Здор. – Меняемся местами.

– Остановитесь, – поморщился Выговский. – У вас еще будет время и будет повод. Более достойный. Это я вам обещаю.

– Дождаться бы! – все не мог успокоиться Здор.

– Через месяц. Когда получим не по семь, а по семьдесят тысяч долларов. А пока я предлагаю Гущину, Агапову и Горожанинову выдать премиальные. По три тысячи. Им надо кое с кем расплатиться. Я правильно понимаю положение?

– Мне придется расплатиться не только этими тремя тысячами, но и свои основные затронуть, – проворчал Гущин.

– Твои проблемы, – опять возник Здор.

– Не надо бы тебе этого говорить, – сказал Усошин. – Лишнее болтаешь.

– А ты откуда знаешь?

– Пообщаешься с зэками лет десять-двадцать... Начнешь кое-что соображать в жизни.

– А я общался!

– Чувствую – маловато, – усмехнулся Усошин.

Поезд на Север уходил вечером, пора было расходиться. Хотелось отдохнуть, похмелиться, купить гостинцы, просто пошататься и обдумать события последних дней. Была, все-таки была какая-то неопределенность, может быть, даже нервозность. Все понимали, что происходит нечто существенное, необратимое. Да, так будет точнее – именно необратимое.

Второй оборот ключа мне дался с трудом, как обычно. Но я его все-таки провернул и, толкнув дверь, некоторое время стоял неподвижно, стараясь запустить в действие все свои чувства – слух, зрение, обоняние, даже интуицию – и ощутить нечто неощущаемое. Но нет, ничто во мне не дрогнуло, не напряглось, не предсказалось.

Осторожно, стараясь не производить никаких звуков, я вошел в комнату и сразу увидел главное – дверь на лоджию была открыта, крючок висел безвольно и даже как-то обесчещенно. В таком положении я его никогда не оставлял. Дело в том, что врезанный в дверь замок был когда-то безжалостно вывернут, и теперь дверь запиралась только на корявый, изогнутый крючок, который тем не менее был достаточно надежен. Уйти, оставив дверь незапертой, я не мог, это исключено.

Бывает в нашей жизни, полной опасностей и всевозможных неожиданностей, что щеколда в замке проворачивается на два шага даже при одном повороте ключа. Второй поворот при этом не требуется, да он и невозможен. А бывает, что щеколда ведет себя, как и положено, – при одном повороте ключа проворачивается на один шаг, при втором – еще на один шаг.