Школа суперменов - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Гайдуков cтр.№ 60

— Что — и?

— Твое и кого-то еще. Кто твой хозяин?

Это была еще одна задетая струна или даже целый пучок струн, потому что мужчину перекосило, он что-то неразборчиво зашептал, потом уставился исподлобья на Бондарева и повторно изложил свои рекомендации:

— Убирайтесь отсюда. Иначе я всех вас порежу, и тебя, и парня твоего, и Дворникова, и всех, кого потребуется! Я сделаю это без удовольствия, но я это сделаю!

— Дай нам двадцать четыре часа на сборы, — сказал Бондарев. — Ладно?

Человек с усталым лицом, видимо, не ожидал такого ответа, не ожидал быстрой капитуляции. Он на миг запнулся, потом внимательно и подозрительно оглядел Бондарева и сказал:

— Ладно. Двадцать четыре часа. Потом я буду резать.

— Договорились, — сказал Бондарев.

— Ну... Ну, тогда я пошел.

— Всего хорошего, — сказал Бондарев.

Мужчина с усталым лицом не стал поворачиваться к Бондареву спиной и, неуклюже пятясь, отступал по коридору, пока не свернул за угол.

— Замечательно, — сказал сам себе Бондарев. — Просто замечательно.

Он покосился на тело мента в кресле и понял, что времени у него нет, даже несмотря на только что выделенные ему 24 часа.

Бондарев вернулся в палату и увидел, что Алексей сидит на кровати и пытается вытащить из вены иглу. Выглядел он при этом так, будто собирался вот-вот грохнуться в обморок. Бондарев осторожно отстранил забинтованную руку Белова и сам вытянул иглу.

— Надо сматываться, — сказал он Алексею. — Наш общий друг только что свернул шею менту, который тебя караулил. Так что делать нам здесь больше нечего...

— Крестинский, — сказал вдруг Белов.

— Что «Крестинский»? — удивился Бондарев, стягивая ноги Белова с кровати на пол и вставляя неподвижные бледные ступни в больничные шлепанцы с номером палаты на ремнях.

— Это был Крестинский, — пробормотал Алексей.

Бондарев решил, что речь идет о привидевшемся кошмаре, и просто пожал плечами, но тут Белов неожиданно встал на обе ноги и торопливо заговорил, глядя на Бондарева сверху вниз:

— Это был Крестинский... Точно. Он сам мне сказал. Только не тот Крестинский, а брат его, Гри... Григорий. Старший брат. Он сам сказал...

— Брат?

— Он думал, что я в отключке... И говорил, говорил...

В мозгу Бондарева включился поиск информации о семье Крестинского, но, как назло, ничего определенного вспомнить не удалось. Бондарев сказал: «Ладно, брат так брат», подставил плечо и поволок Белова из палаты. По пути он восстановил перед глазами лицо гостиничного урода, омолодил его лет на десять, разгладил морщины, добавил волос, одел в костюм, убрал эту болезненную утомленность... Получился ли в результате известный Бондареву и всему миру олигарх Крестинский — Бондарев никак не мог решить. Что-то проскальзывало в этом отретушированном портрете, но что — пока Бондарев не мог сообразить.

Зато он точно знал другое.

— Леха, — сказал он Белову, прислонив его к стенке в кабине лифта. — Крестинский это или не Крестинский, хрен с ним. Но это он убил мать Насти Мироненко. Это его повадки. Он приходил за Настей, у него не получилось, и он с досады убил ее мать. И сейчас он все еще охотится на Настю, он ее поджидает. И в нас он увидел конкурентов, за это тебе по рукам перепало...

— Зачем? — Белов чуть приоткрыл глаза, борясь со слабостью, клонящей в сон. — Зачем он это делает?

— Вот этого я не знаю. Но должна быть какая-то очень серьезная причина, чтобы вот так сидеть в засаде несколько лет, а потом набрасываться на тех, кто покажется тебе конкурентом. Какая-то большая причина здесь... Мы узнаем эту причину. Мы возьмем этого твоего друга, Крестинского, или как его там, за горло и выжмем из него все, что он знает. Я отзвонил в Москву, и уже...

Двери лифта открылись, Бондарев недоуменно уставился на световой индикатор и в этот момент услышал:

— Я передумал, у вас не будет двадцати четырех часов. Все кончится сейчас.

Одновременно с последними словами ударило лезвие ножа — быстро и бесшумно.

— Нет, нет, это не мы. Честное пионерское.

— Не вы?! Ну а кто же тогда, если не вы?! Некому, кроме вас. Понимаешь?! Ты же меня тогда пас в Москве! Я что, слепой? Я же тебя видел! Ты шел за мной от самого вашего офиса! Ты в метро за мной полез...

— Было дело, — согласился Коля. — Но дойти до метро — это одно, а тащиться куда-то там за тобой... Куда-то в Ростов... Это уже совсем другое. Это не по мне.

— Ты только что сказал...

— Что я сказал?

— Ты сказал — Ростов! Ты знаешь, где мы!!!

— Ну так ведь ты же мне звонишь по телефону, Вася, — пояснил Коля. — И ты орешь на меня бешеным сусликом уже четыре минуты. За это время можно определить, откуда идет звонок. Да, теперь я знаю, где ты. Но пока ты мне не позвонил — я и понятия не имел.

— Я тебе не верю.

— Твои проблемы.

Вот это было верно. Это были проблемы Мезенцева, и они росли, как катящийся с горы снежный ком. Этот снежный ком грозил под конец стать величиной с Луну и раздавить в пыль всех, имеющих несчастье оказаться на пути.

— Ну так что, — сказал в телефонной трубке далекий Коля. — Будешь и дальше орать или хочешь обсудить свои проблемы?

Мезенцев посмотрел на Лену. Из-под солнцезащитных очков тянулись две темных полосы — слезы, смешанные с тушью.

Плотно стиснутые губы. Побелевшие костяшки пальцев, сжимающих сумочку с оборванным ремнем.

— Буду обсуждать, — сказал Мезенцев.

Прошло уже больше двух часов после гибели Славы, но Мезенцев по-прежнему не знал, что им теперь делать. Он лишь знал, что оказался совершенно не готов к случившемуся. Он ждал глупостей от Лены. Но не заметил, как сам наделал таких глупостей, которые едва не закончились смертью дочери Генерала.

Мезенцев вспомнил поспешно выскакивающего из дверей Колю, вспомнил его же на платформе метро с пакетиком орехов в руках. Колин невозмутимый взгляд скользнул по уходящим в тоннель вагонам, и Мезенцев решил, что стряхнул с себя слежку. Оказалось — нет. Непонятно как, но его проследили до Ростова, подождали, пока он выведет Лену на свет божий, и вот... Мезенцев вспомнил свое раздражение насчет белобрысого очкарика Славы и запоздало попенял себе — Слава-то как раз сделал все, что мог. Он принял в себя пулю, назначавшуюся Лене. Кто мог бы сделать больше?

Мезенцев увез Лену на другой конец города, посадил в самый темный угол пивного бара, сам сел напротив и стал думать, стараясь не слышать ее приглушенных всхлипов. Страх и боль потери накрыли Лену именно здесь, в темно-синем полумраке бара. Или же она позволила страху накрыть себя, отложив бледную маску напряженной бесчувственности, которая пугала Мезенцева не меньше свиста пущенной снайпером пули.