— Все равно совпадение слишком серьезное.
Мо устало покачал головой:
— Прямо не верится, что человек вроде лорда главного судьи может быть замешан в таком дерьме. Как-то начинаешь терять веру в саму систему. — Он попытался закурить, но дождь лил слишком сильно, и пачку пришлось засунуть обратно в карман. — Ну, а адвокат, Келли, и этот таинственный Мерон? Какое отношение они имеют к нашему делу?
— Если честно, я понятия не имею, — сказал Болт, ссутулившийся под дождем. У него не выходила из головы Тина с ее горем. — Ничего, выясним.
Добравшись наконец до машины, они поспешно залезли внутрь, и Мо завел мотор. Болт вернул к жизни телефон, отключенный перед встречей, и позвонил детективу-констеблю Мэтту Тернеру — члену группы, который забрал домашний компьютер Парнэм-Джонса для анализа. Тернер не отвечал, и Болт оставил ему сообщение с просьбой проверить жесткий диск компьютера, обращая особое внимание на зашифрованные и другие подозрительные файлы, и перезвонить как можно быстрее.
— Куда сейчас, босс?
Болта тянуло домой. Немного отдыха пойдет только на пользу: он осмыслит события дня, попытается отыскать скрытые связи между ними и определить дальнейший ход расследования. Это дело было явно из тех, что требуют осмысления — желательно в компании с холодным пивом и тайской едой, в тепле и уюте квартиры…
Он сказал Мо, что нужно заехать еще в одно место.
24
Коттедж в Нью-Форесте стал для нас одной из тех покупок, которые делаются во внезапном порыве и без мыслей о последствиях. Обычно я не бросаюсь деньгами, но в тот раз мы с Кэйти поддались очарованию мечты.
Одна семья из нашего района пригласила нас на ужин, и там мы познакомились с другой парой, Уорреном и Мидж. Имена, если честно, дурацкие, а люди приятные. После обильных возлияний и долгих разговоров на самую скучную и банальную из тем, то есть о работе, Мидж — обладательница копны темно-рыжих волос, множества побрякушек и огромного бюста, совершенно не похожая на бухгалтера из Сити, которым она, собственно, и являлась, — объявила, что они с Уорреном покупают долю в загородном летнем доме. И не в каком-нибудь, а в очаровательном фермерском домике середины девятнадцатого века, расположенном посреди заповедного леса всего часах в двух езды от Лондона и меньше чем в десяти милях от первобытного побережья Дорсетшира.
— Настоящий рай земной! — воскликнул Уоррен, словно цитируя рекламную брошюру (да так оно, наверное, и было). — Убежище от суеты современного мира. Дети будут в восторге!
Энтузиазм этой парочки оказался заразным. Максу с Клои было тогда один и три годика соответственно, и дорогие туристические поездки во многом потеряли для нас привлекательность, в то время как иметь место для отдыха всего в двух часах езды от дома казалось действительно удобным. Плюс мы выпили лишнего, конечно. И надо же, какая счастливая случайность: Уоррен с Мидж как раз подыскивают семейную пару для выкупа последней, четвертой доли — всего-то пятьдесят пять тысяч фунтов, причем на пике бума недвижимости! За эти деньги мы получали право единолично распоряжаться домом четверть года, или неделю в месяц, а также каждое второе Рождество и Новый год. Уоррен очень кстати захватил с собой описание коттеджа; тот и впрямь выглядел пределом всяких мечтаний. К дому прилагался земельный надел в пол-акра, включая лес. Ближайшее жилье не ближе чем в двухстах ярдах. Цена казалась весьма разумной, хотя таких денег у нас и не было. Через месяц, продав кое-что из имущества, мы набрали нужную сумму и стали гордыми владельцами двадцати пяти процентов коттеджа «Сэндфилд» — вместе с Уорреном и Мидж, братом Уоррена и его семьей, а также с одной коллегой Мидж из Сити и ее сожителем.
Это случилось два с половиной года назад и теперь, по зрелом размышлении, казалось неоправданной тратой средств. Да, дом нам нравился, но выбирались мы туда гораздо реже, чем первоначально рассчитывали. В прошлом году мы пробыли там в общей сложности не больше недели — как и для многих других вещей, просто не находили времени. Вероятно, поэтому мне с таким запозданием пришло в голову, что Кэйти могла скрываться там. Собственно, я представления не имел, куда еще она могла бежать — при условии, разумеется, что она бежала куда-то, а не угодила преступникам в лапы. Кэйти и в самом деле считала коттедж убежищем от «крысиных бегов», и когда я однажды предложил продать нашу долю и вложить деньги куда-нибудь еще, она была против. «Время от времени мне нужно побыть в уединении», — сказала она мне тогда. Я подозревал, что теперь — если за ней гонятся — она нуждается в уединении как никогда; к тому же в эти выходные была как раз наша очередь пользоваться домом. Я подумал, не позвонить ли на номер коттеджа; однако у меня накопилось слишком много вопросов — и почему-то росла уверенность, что Кэйти не захочет на них отвечать.
Поначалу я принялся расспрашивать Дэниелса об этой его секретной операции, рассчитывая узнать побольше о человеке по прозвищу Ленч, но он отвечал неопределенно и вообще не выказывал желания со мной разговаривать. Мы выехали из Лондона по автостраде М4, потом двинулись по М25 и дальше на юго-запад по М3. Машин на трассе было мало, и Дэниелс ехал быстро: стрелка спидометра то и дело касалась отметки сто миль в час, несмотря на то, что за окном по-прежнему стояла сырость и с черного ночного неба продолжал низвергаться дождь. Когда мы ехали по М4, я снова попросил у Дэниелса закурить, и он протянул мне пачку. Чем дальше, тем больше я «угощался», и в результате ему пришлось остановиться на заправке, чтобы купить мне сигарет, а также воды и шоколада. Я предложил ему пару фунтов в уплату, надеясь на отказ, но Дэниелс заявил, что пятерка больше соответствует истине, и принял ее, даже не поблагодарив; мне это показалось хамством.
— Без умения жертвовать далеко не уедешь, — заметил он, увидев выражение моего лица.
Дэниелс, надо признаться, был странный тип: с одной стороны — сама невозмутимость и собранность, говорил он хоть мало, но неторопливо и спокойно, как человек, который всегда владеет ситуацией. Время от времени он выдавал какой-нибудь бесцветный афоризм вроде той фразочки об «умении жертвовать». Очевидно, Дэниелс воображал себя этаким мистическим воином, который вершит праведный суд, сдабривая все мудрыми наставлениями. И вместе с тем в нем чувствовалось скрытое напряжение, будто он вел жестокий непрекращающийся бой с какими-то тайнами в глубине своей души. Глядя на него — губы плотно сжаты, зубы стиснуты, бледные глаза сосредоточены на дороге, — я думал, что в этой голове могло твориться что угодно.
Я ему не доверял. Он был слишком сложным, а я по опыту знал, что у сложных людей всегда есть камешек за пазухой.
Когда мы отъехали от заправочной станции, я спросил его, почему он позволил Мантани меня избивать и зачем вообще разыграл спектакль с пистолетом.
— Вы же не могли не понимать, как меня пугаете, — добавил я перед очередной атакой на батончик «Марс».
— Я думал, — ответил Дэниелс.
— Надо же, как интересно! — съязвил я. — И о чем же, если не секрет?