Глава 13
Кабанова разбудили раньше остальных обитателей приюта и велели идти в столовую на раздачу. Кабанов хоть и не выспался, но все же за общественное поручение взялся с удовольствием. В то время как он расставлял на столах тарелки с пшенной кашей, стаканы с чаем и раскладывал хлеб, в столовую в сопровождении начальника приюта зашел милиционер. Стуча заснеженными ботинками по полу, отряхивая от снега шапку, он громко говорил, что здесь, как всегда, воняет, и пол скользкий, и ни к черту поставлен контроль за посетителями.
– Филиппов! – гремел милиционер, излучая вокруг себя уличный холод и свежесть. – Как я учил тебя вести журнал регистрации?
Начальник приюта, с бледным и рыхлым, как отварные свиные ножки, лицом, вздыхал, разводил руками и сетовал на скромные бюджетные вливания. Милиционер его объяснения не принимал и шлепал большой, как теннисная ракетка, ладонью по учетному журналу.
– Возьмем только вчерашний приход! Глянь сюда, Филиппов! – Милиционер стал тыкать пальцем в неряшливо написанные слова, похожие на заграждение из колючей проволоки. – Это что такое? Бердуплыев Хамадрил Приогрович…
– Но он так представился, – начал оправдываться начальник приюта. – А паспорта у него нет, говорит, украли.
– Да и без паспорта понятно, что фамилия придуманная. Где ты видел, чтоб такие фамилии были? Пердублы… тьфу! Язык поломаешь! А это вот что – Хатакура. Японцы у тебя ночуют?
– Бог с вами, Михал Сергеевич! Японцев у нас отродясь не было.
– А фамилия-то японская! Ты мне хоть одного узкоглазого покажи! Или вот – Кабанов Артем Анатольевич (услышав свою фамилию, Кабанов вздрогнул, поставил тарелку на стол и невольно, бочком-бочком, стал продвигаться к выходу). Почему я должен выяснять, реальная это фамилия или придуманная?
– Я сделаю запрос, – пожал плечами начальник.
– Да я без тебя уже сделал! И выяснил, что гражданин Кабанов Артем Анатольевич погиб минувшей осенью и похоронен на Литейном кладбище. А у тебя, значит, кто-то ночует под его фамилией. И не исключено, что это преступник, скрывающийся от правосудия. Давай, Филиппов, объявляй подъем и строй здесь всех в одну шеренгу!
Кабанов незаметно вывалился из столовой и на несгибающихся ногах пошел к выходу. Дежурный санитар, который хвалил Кабанова за усердие, ничего не заподозрил и приветственно махнул рукой.
– Пошел уже? Ну, будь здоров, до завтра!
На улице лютовала метель, ветер раскачивал фонари и срывал снежную фату с сугробов. Глубоко страдая от холода, Кабанов бежал к себе домой. Если кофточка еще кое-как согревала тело, то вот лысую голову мороз кусал нещадно. «Ничего, немного потерпеть осталось!» – успокаивал себя Кабанов, не сомневаясь, что теперь-то Ольга его узнает. Он не сомневался потому, что просто не имел права сомневаться. Рассчитывать на ночлег в приютах Кабанов больше не мог. Там его в любом случае примут за самозванца, назовись он своим именем или вымышленным. И, без сомнения, зафутболят в отделение милиции. А там, чем черт не шутит, могут пришить убийство самого себя. В милицию Кабанову все же придется прийти, но сделает это он по своей воле… Нет, даже не в милицию, а в прокуратуру, причем вместе с женой и Гришей Варыкиным, которые подтвердят, что он и есть тот самый Кабанов Артем Анатольевич. А сейчас всего-то нужно, чтобы его признала собственная жена.
Мороз оказался настоящим садистом. Кабанов, должно быть, посинел от холода. Его руки и ноги потеряли чувствительность, лицо окаменело, а кофточка, нашпигованная снежинками, превратилась в ледяной панцирь. Кабанов забегал в молочные и хлебные магазинчики, которые уже открылись, становился в очередь и, медленно продвигаясь к прилавку, немного отогревался. Когда продавщица спрашивала, что ему нужно, Кабанов делал вид, что ошибся магазином, что ему нужен пуховик и ватные штаны, и выбегал на улицу. Но так повезло ему всего дважды, а в остальных случаях продавщицы, едва завидев его в дверях, начинали громко кричать, издавая звук, похожий на паровозный гудок, и Кабанов, подобно забитой дворняге, пулей вылетал наружу. Несколько раз он отогревался в чужих подъездах, под лестницами, где крепко пахло мочой, и этот запах вызывал в душе Кабанова какие-то смутные теплые ассоциации. Чтобы как-то отвлечься от парализующего холода, Кабанов стал размышлять над тем, какой механизм положен в основу теплорегуляции и вентиляции воздушных масс в подземелье. Ведь там, несмотря на свирепствующие наверху морозы, было тепло. После детального рассмотрения нескольких шатких версий Кабанов пришел к выводу, что подвал был вырыт между каких-то мощных коммуникационных магистралей, возможно, в непосредственной близости от канализационных труб. «Какое простое и гениальное решение! – думал Кабанов, увязая в сугробе, из которого торчали худые, осыпавшиеся елки с остатками мишуры и серпантина на ветках. – Канализационные трубы обогревают подземные помещения! Тепло, выработанное человеческим организмом, возвращается к человеку и обогревает его жилище! Получается своеобразный круговорот тепла в природе!»
Инженерная мысль понесла Кабанова в мир высоких технологий, и он придумал просверлить в канализационной трубе несколько небольших отверстий, вставить туда конусовидные приспособления, обнести каждое такое приспособление кабинкой, в результате чего получится прекрасная уборная, гигиеничная и удобная. Кабанов уже вплотную приблизился к изобретению кроватей, подогревающихся за счет канализационной трубы, но это ноу-хау не удалось обстряпать окончательно, потому как он уже подошел к своему дому.
На сей раз Кабанов не стал дразнить своим видом консьержку. Затаившись под дверью в подъезде, он выждал, когда соседская девочка Ариша выведет своего перекормленного спаниеля на прогулку, и незаметно прошмыгнул внутрь дома. «Зоюшка, Зоюшка…» – бормотал он, с трудом сдерживая прыгающую челюсть и, рассеивая вокруг себя морозный пар, поднимался по лестнице на третий этаж. (Опять назвал жену Зоей и опять же не заметил этого!)
Второе свидание с женой получилось намного более коротким.
– Это снова ты? – змеиным шепотом произнесла Олюшка, запахивая на груди смягченный ленором махровый халат. – Никак не уймешься? Ну, хорошо…
Что означает это «хорошо», Кабанов понял мгновением позже. Олюшка захлопнула перед его носом дверь, а вслед за этим Кабанов услышал ее голос:
– Алло! Милиция?.. Вот уже второй день меня преследует маньяк!
Когда-то давно, в далеком детстве, у Кабанова было развлечение: он звонил в чью-нибудь квартиру, а потом быстро сбегал вниз. Сейчас он несся по ступенькам значительно быстрее, чем в детстве, уподобляясь горному барану, спугнутому сорвавшейся лавиной. «Будь проклята эта лысина!! – панически думал Кабанов, выбегая на мороз. – Олюшка не узнает меня потому, что я лысый!»
Если вся проблема была только в прическе (Кабанову очень хотелось в это верить!), то разрешиться она могла не раньше, чем через месяц-полтора, когда длина волос достигнет прежних, привычных показателей. Но ждать полтора месяца!!! Будь у Кабанова хоть какие-то волосы на голове, они непременно встали бы дыбом от столь ужасающей перспективы. Дрожа от холода, он пробрался на детскую площадку и залез в избушку на курьих ножках. Здесь было не менее холодно, но хотя бы не сыпал на голову колючий снег. «Может, Варыкин меня узнает?» – думал Кабанов, дуя на закоченевшие ладони, но выяснять этот вопрос путем прямого эксперимента на самом себе ему не хотелось. Память еще хранила крепкий варыкинский кулак и обжигающую кишки боль… Как холодно! Как одиноко! От дрожи, которая сотрясала истощенное тело Кабанова, резонировала избушка. Кабанов мысленно перечислял своих сотрудников, соседей, просто знакомых, по известным причинам исключив Варыкина. Список получился внушительным, но, как ни странно, ни у кого из них Кабанов не мог попросить приюта. Сотрудники его ненавидели за скупость и унижения. С соседями он вел себя высокомерно, называл их быдлом, а если давал взаймы, то под бешеные проценты, которые потом выуживал через суд. Друзей в нормальном смысле этого слова у Кабанова не было. Общение со знакомыми предпринимателями сводилось лишь к совместным походам в сауны и казино, где с пеной у рта они доказывали друг другу свою крутизну и превосходство. Даже к родному брату, который жил в деревне под Муромом, Кабанов не мог поехать. Отношения с братом сложились скверные, особенно после того, как жена Ольга не пустила его на порог квартиры: «Извини, Игорек, но принять тебя мы не можем». И братишка с чемоданами, набитыми гостинцами – салом и самогонкой, – поехал на вокзал.