Рубеж - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дышев cтр.№ 23

Потом Нестеров вместе с взводом мчался по изрытой воронками грунтовке в Панджшерском ущелье. От напряжения он так стискивал крышку люка, что белели пальцы – каждую секунду можно было ожидать взрыва под колесами. Эти жуткие минуты казались ему тогда бесконечностью. Но отчетливо он запомнил лишь одно: молодой худенький солдат всю дорогу крепко спал внутри бронетранспортера на железном полу.

По-разному спят люди.

По-разному переживают…

* * *

На могиле Шарыгина снега не было. Лишь на выпуклой красной звезде плакал растаявший лед. Сержант смотрел на Нестерова из-за венков. Смотрел тем же взглядом, что и тогда, когда уходил на свое последнее боевое задание.

«Кто, кроме меня и матери Шарыгина, будет чувствовать незатихающую боль утраты и хранить память о нем как самое дорогое прошлое? – думал Нестеров. – Помнить и не лицемерить, не лгать самому себе?.. Почему мне все время кажется, что жить, ходить по этой земле и оплакивать погибших боевых товарищей должен был он, а не я? Ведь могло же быть наоборот. Или не могло?.. Он хотел быть похожим на меня… Странно, но теперь я хочу быть похожим на него, хочу делать добрые дела людям так, чтобы они этого не замечали и не знали обо мне. Пусть не оглядываются, пусть я вечно останусь в тени. Но что может быть лучше, чем тайно выполненный долг совести?.. Но что, что же я хочу теперь понять? Почему я раньше никогда не задумывался о поступках подчиненных мне солдат? Подвиг казался естественным, будничным случаем. Почему же только сейчас так хочется объяснить людям, напомнить им, что сегодня в боях погибают совсем молодые парни, и погибают потому, что они лучше всех, они – совершенство. И никак не приостановить этот процесс, всегда люди будут нуждаться в тех, кто пойдет на подвиг, на смерть во имя ближнего своего, и будет плодить земля героев столько, сколько потребуется…»

Пожилая женщина в черном платке, опершись на палочку, стояла на дороге и смотрела на могилу своего сына, рядом с которой на лавке, в расстегнутой шинели, без фуражки сидел молодой и совершенно седой лейтенант.

Вместо предисловия Он сидит, вальяжно откинувшись назад, на широком, словно приплюснутом кресле, обитом темно-синим дерматином. Кресло будто специально создано для него: свободное, упругое, можно поерзать, когда притомишься от долгого сидения за столом.

На какой-то миг он замер, по своей привычке подпер двумя пальцами щеку. Нога на ноге, подрагивает острая коленка, взгляд на миг затуманивается, мысли где-то в стороне. В левой руке дымится сигарета, на колено беззвучно сыплется пепел, очнувшись, он сокрушенно сдувает его, потом вскакивает, энергично отряхивает брюки. В этот момент, как и в предыдущий, он всецело самопоглощен.

Мой собеседник – Глезденев. Он непоседа и мальчуган по характеру. Если можно назвать мальчуганом майора авиации, который к тому же еще и небольшой начальник. Кем и чем он руководит, к примеру, человеку стороннему безразлично, и все же в мимолетных наблюдениях можно быть однозначным: «шефом» Глезденева назовет человек, у которого небогатая фантазия. Нет у майора начальственной выпуклости, которая часто как лупа: тщится малое выдать за великое… Он скор, ненадоедлив в нотациях, со всеми безусловно на «ты». Демократичен.

Он слушает меня, подперев щеку двумя пальцами правой руки. Слушает, пока не наскучу. Когда он улыбается, щербинка между двумя передними зубами выдает говоруна и любителя слегка «присвистеть». В этот момент четко прорисовываются его скулы, выдают удмуртское происхождение. Жесткие черные волосы прикрывают лоб, шею, и, когда во время разговора он вертит головой, обращаясь то к одному, то к другому собеседнику, волосы топорщатся на воротнике кителя. В моде были длинные волосы.

А еще вне связи с модой он носит высокий каблук, грубо попирая уставные нормы, за что порой бывает бит.

Человеку свойственно стремление быть лучше. Красивей…

Я чувствую, что надоел майору, потому что майор делает порывистое движение, будто собираясь взлететь из кресла. Но он только неким полупрыжком, полуброском занимает другой угол обширного кресла.

Майор негодующе откашливается и замечает, что я не прав. Я восклицаю с недовольством обратное. Чаще всего он сражает своей логикой. За спиной у майора – наша огромная страна в виде карты СССР, за моей – лишь карта ДРА. Ну а главное, он старше, и кроме страны, за его спиной – ВПА [3] . Где-то в недрах стола Глезденева покоятся академические конспекты, из которых он время от времени черпает и выдает нам что-то очень научное, просто пугающе научное. «Контент-анализ»… У меня это вызывает священное благоговение. Мудрость богов, номенклатурные тайны. «Тезаурус неадекватен реципиенту».

Но сейчас я не соглашаюсь. Наш спор подобен проливному дождю с грозой. Вспышка – грохот – и все смыло. Я стараюсь доказать, что человек не имеет морального права уйти с последнего курса училища (об этом моя недавняя статья во «Фрунзевце»), ведь на него столько угрохано средств. Глезденев категоричен и горяч: и хорошо, что ушел, значит, поступил честно, не будет мучиться и служить шаляй-валяй. Я замечаю, что здесь пахнет трусостью перед Афганом… В общем, каждый остается при своем. Долго спорить не принято, это скучно до неприличия, да и времени нет. Нависает бремя несделанной работы. В нашей замечательной полувоенной, полуфронтовой организации время летит, как шквал, как рота, срывающаяся вниз по крутой лестнице.

И какие могут быть невзгоды, когда за пыльным оконцем кабинета бушует ташкентская весна, трезвонят, грохочут трамваи, и кажется: это наша жизнь стремительно несется вместе с половодьем улицы.

* * *

Бывает, о человеке узнаешь больше, когда его нет рядом с тобой. Так, не надеясь на объективность и беспристрастность своей памяти, я стал встречаться с людьми, которые знали Валерия Глезденева.

С майором Николаем Донских, светловолосым крепышом-десантником, встреча произошла в редакции на Хорошевке. Мы сидели в кабинете, маленьком и захламленном грудами гранок, плотоядно именуемых «кусками». Нам постоянно мешали, кто-то входил, что-то спрашивал, бесконечно хлопала дверь. Все это осталось на фоне сухого шороха записанным на магнитофонной пленке.

– В Афганистане я служил в 1981-1983 годах. Сначала был секретарем комитета комсомола артполка, через год – помощником начальника политотдела по комсомольской работе. Душа не лежала к этому назначению, ну да в армии об этом не сильно спрашивают. С ребятами из окружной газеты «Фрунзевец» встречался часто.

Разные к нам люди приезжали. Валера отличался тем, и это сразу бросалось в глаза, что отношения его с офицерами, солдатами были нестандартными, что ли, простые, без всякой официальности, теплые, радушные. Он как-то сразу умел стать своим, интересовался нуждами людей, всегда спрашивал про знакомых: как там такой-то товарищ?