Я тронул рычаг стеклоочистителя. Щетки сгребли снег в сторону, нарисовав два прозрачных конуса. Я тронулся с места, испытывая настоящий восторг от ощущения власти над машиной и своей силы, и не сразу разглядел, что парень делает у ворот. Только когда свет фар ударил по черной сетке, я увидел, что сторож, снова навесив на ворота замок, со всех ног кинулся в будку и с треском захлопнул за собой дверь.
«Вот же гаденыш!» — подумал я, уже вместо восторга испытывая стыд оттого, что меня с такой легкостью облапошил пацан. Я затормозил у самых ворот, выскочил из машины, дернул створку ворот, убедился, что замок не просто навешен, а закрыт на ключ, и со злостью пнул ногой по сетке.
Когда я поднялся по ступенькам к двери и посмотрел через стекло в будку, то понял, что никакие уговоры или угрозы уже не помогут. Парень, забившись в угол ночлежки, о чем-то торопливо лопотал по телефону.
Я кинулся к машине, ясно понимая, что если второй раз брошу ее здесь, то уже никогда не получу обратно, сел за руль, дал задний ход для разбега и, поставив рычаг передач в форсажный режим, вдавил педаль акселератора в пол.
Лучше бы я подставил под удар свою голову, чем любимую машину, но на мое несчастье голова была намного слабее каленого стального бампера «опеля». В момент, когда от страшного удара створки ворот разлетелись в стороны, я закричал от фантомной боли и на мгновение закрыл глаза. Толстостволое дерево, на которое я прямиком мчался, «опель» уже бы не выдержал, я лишь каким-то чудом сумел увернуться от удара, мячом подскочив на выбоине, протаранил сугроб и вылетел на проезжую часть.
Бормоча под нос то ли ругательства, то ли молитвы, я снова приналег на педаль акселератора, петляя по темным улочкам и дворам, и, только удалившись на приличное расстояние от стоянки, вырулил на освещенный проспект.
По автозаводскому мосту я выехал на Мытную и оттуда вырулил на Садовое кольцо. В Москве я ориентировался плохо. После крохотного провинциального Судака, оживающего и наполняющегося людьми только в курортный сезон, здесья чувствовал себя неуютно, и мне казалось, что мой престижный и сильный, даже для Москвы «опель» тоже подавлен наглой целеустремленностью столичных машин и покорно уступает место на полосе грязным «москвичам» и «запорожцам».
Я ехал медленно, рассматривая яркие вывески дорогих магазинов, горящие неоновым светом витрины, на фоне которых мелькали темные фигуры одиноких прохожих. Несколько стандартных девушек с распущенными волосами, одетых в короткие полушубки, топтали туфельками утрамбованный снег, курили, дышали паром, как хорошо разогретые скакуны, и с профессиональным интересом проводили глазами мою машину.
Благодаря дорожным знакам, запрещающим «шаг влево, шаг вправо», меня вынесло на Тверскую. У площади Белорусского вокзала я попал в пробку, что было весьма странно для столь позднего часа. Кажется, у моста столкнулись несколько машин, и милиция перекрыла движение. Над плотным строем машин клубился дым выхлопов. Красные габаритные огни напоминали угли в гигантском мангале. Справа от меня содрогалась от нетерпения темная иномарка, кажется, «фольксваген-пассат». Затемненное боковое стекло было слегка приопущенно, и из щели вырывалась музыка. Невидимый водитель нервно газовал, словно это помогало рассосать пробку. Микроавтобус, стоящий впереди него, улучил момент и, наехав боковыми колесами на бордюр тротуара, обошел «запорожец», выиграв десяток метров. Теперь перед «фольксвагеном» было свободное пространство, но нервный водитель почему-то не поспешил занять его, словно благородно уступал мне место.
Я тотчас воспользовался моментом и оказался впереди «фольксвагена». Об этой машине я сразу забыл, как только покатился дальше, по Ленинградскому шоссе, сдавленному с обеих сторон грязными сугробами и строем мрачных, похожих на черные молнии деревьев.
Город опустился на самое дно черной зимней ночи. Надо было искать ночлег. Точнее, не столько ночлег — вряд ли бы тяжелые мысли позволили мне надолго заснуть, — сколько теплый гостиничный номер с ванной и чистой постелью, где с бокалом крепкого вина я мог бы спокойно обо всем подумать.
Я открыл выгнутую бочонком крышку «бардачка» и достал кожаную «барсетку». Как ни странно, все, что здесь лежало, осталось нетронутым: ключи от судакской квартиры, несколько сот долларов, электронная записная книжка с адресами, фото Анны…
У моста над кольцевой я развернулся и погнал обратно, свернул на темную аллею Речного вокзала и покатил к центральному зданию, украшенному с фасада, словно по моде металлистов, огромными якорями и цепями. Если мне не изменяла память, в зимнее время несколько теплоходов, вмерзших в лед у причала, переоборудовали в гостиницы и сдавали каюты в качестве номеров.
Ослепительный свет фар машины, идущей следом за мной, жег мне глаза через зеркало заднего вида, но только я потянулся к нему рукой, чтобы изменить угол, как фары погасли, и я узнал тот самый «фольксваген», который уступил мне место в пробке. Машина сбавила ход и остановилась под высокорослыми елями, растворившись в их тени.
Поглядывая в зеркало, я свернул на стоянку, огражденную гирляндами мощных цепей, и поставил машину так, чтобы через ветровое стекло можно было видеть «фольксваген». Мест на стоянке было вполне достаточно, но я загнал свои опель в самый тесный угол почти машинально, инстинктивно желая не упускать темную иномарку из поля зрения. В том, что и этому нервному джентльмену надо было подъехать к зданию Речного вокзала, вроде бы не было ничего удивительного. И все же меня насторожило это редкое совпадение: он ехал за мной почти полчаса. А может быть, дольше.
Чувствуя, как от долгой езды по Москве, начиненной перекрестками и запрещающими знаками, онемела правая нога, которой все время приходилось плясать с педали тормоза на педаль акселератора и обратно, я поставил машину на сигнализацию и быстро пошел по скрипучему снегу к главному входу Речного вокзала, освещенному желтой лампочкой. Так — через вестибюль вокзала — было быстрее и безопаснее добраться до причала, залитого неоновым светом корабельных окон и иллюминаторов и музыкой ресторанов. Приплясывая от холода, я добежал до дверей, схватился за тяжелую латунную ручку, но двери оказались заперты. Видимо, судьбой мне сегодня был уготован день закрытых дверей и ворот.
Чертыхнувшись, я затолкал «барсетку» глубже под мышку, повернулся и быстро пошел в обход, огибая овальные площадки и балконы, поддерживаемые колоннами и украшенные статуями в стиле развитого социализма. Обогнуть левое крыло здания мне не удалось — там плотным частоколом стояли строительные леса. Пришлось протаптывать тропу через сугробы, задевая ветки елей и обрушивая на себя килограммы снега.
Я уже почти вышел на ступени, ведущие на причал, как краем глаза заметил метнувшуюся в мою сторону тень. Вместо того, чтобы пойти быстрее на свет, я зачем-то остановился, и тотчас морозный воздух разорвали два подряд выстрела. Вспышки на мгновение ослепили меня, и уже не разбирая дороги, не зная, цел я или уже несу в себе пули, кинулся в гущу обледеневших ветвей, ломая их собой, трактором пробивая тропу в сугробах; едва не падая, выскочил на чистый асфальт причала, окунаясь в холодный свет, волны музыки и громкий разговор выпивших людей, стоящих на узкой палубе теплохода.