Серебряный шрам - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дышев cтр.№ 42

Это был шанс, и я понял, что если не воспользуюсь им, то никогда не прощу себе этого.

Я встал по течению и, делая что-то похожее на огромные прыжки, помогая себе руками, не то поплыл, не то побежал за Валери. Она, парализованная страхом, даже не пыталась ухватиться за торчащие из воды коряги, встать на ноги и остановить свое движение. Течение тащило ее как поплавок, и среди гребней волн и воронок водоворотов мелькала ее голова. Что-либо кричать ей было бесполезно, она бы не услышала из-за шума воды, но даже если бы мои слова и долетели бы до нее, Валери вряд ли восприняла бы их смысл. Когда человек в шоке, он становится слепым и глухим.

Я боролся с водой достаточно долго и уже готов был скинуть с себя намокший и ставший страшно тяжелым рюкзак, как река сжалилась над девушкой и вынесла ее на мель. Едва живая, Валери продолжала сидеть, вода по-прежнему бурлила вокруг нее, но уже без прежней мощи. Пошатываясь от усталости, я выбрался к ней. Целый водопад стекал с меня и рюкзака, одежда прилипла к телу и стесняла движения. Она, не вставая, вцепилась в мои ноги и тихо заскулила. Нервная дрожь колотила ее, разметавшиеся волосы налипли на лицо. Я провел ладонью по ее щекам. Она вдруг, как волчонок, заурчала и попыталась укусить мою руку. Клиент был готов. С ней сейчас можно было делать все, что угодно.

Просунув руки ей под мышки, я рывком поставил Валери на ноги. Но она не смогла стоять, будто в воде ее ноги расклеились и утратили прежнюю прочность. Пришлось мне присесть и взвалить ее на плечо. Рюкзак мешал, но расставаться с ним я уже не спешил. Палатка и спальники могли очень скоро нам пригодиться.

Я оглянулся, прежде чем снова войти в воду. Ни картавого, ни адвоката не было видно, словно их снесло течением далеко отсюда. Выбрав наугад обширное темное пятно, похожее на плотные заросли кустарника, я побрел в сторону берега, который мы недавно покинули. Валери не подавала признаков жизни, ее голова безвольно покачивалась, а мокрая прядь волос снова окунулась в воду. Идти было трудно, ноги еще сильнее увязали в песке и иле. Этот путь к тому же оказался длиннее. Река здесь разлилась шире, правда большой глубины, где бы мне пришлось опуститься в воду по грудь, не было. Меня шатало из стороны в сторону, я с трудом удерживал равновесие, но стремление быстрее добраться до берега, упасть в кусты на твердую и сухую землю и отдыхать до рассвета было столь велико, что я не замечал ни усталости, ни холода и ломоты в ногах и проталкивал себя сквозь воду с диким упорством одержимого.

Валери неожиданно зашевелилась, попыталась съехать с моего плеча и встать на ноги. Я подумал, что она хочет идти сама, и опустил ее на песок. Но Валери, посмотрев по сторонам, на луну, на реку, на оба берега, догадалась, куда я тащу ее, и, оттолкнув меня, крикнула:

– Ты куда идешь?! Ты же обратно идешь, Кирилл! Ты перепутал берега, идиот!

Я попытался схватить ее и закрыть ей рот, но она стала вырываться, укусила меня за руку, ударила меня по лицу, замахнулась снова, но я все же перехватил ее руку и крепко сдавил.

– Замолчи! – приказал я ей. – Пойдешь со мной, иначе утонешь, как Муму, ясно тебе?

Она, все еще отталкивая меня от себя, попыталась бежать, но ноги не слушались ее, и Валери упала в воду, встала на четвереньки и рухнула опять, подняв тучу брызг. Она плакала и кашляла, отплевывая воду. Я снова попытался поднять ее и сам не устоял на ногах, упал рядом с ней.

– Сумасшедшая! – кричал я, крепко прижимая ее голову к своей груди. – Ты погибнешь там, тебя пристрелят, как куропатку! Давай вернемся, и все образуется, слышишь?

Она, хватая воздух губами и содрогаясь в моих объятиях, хотела что-то ответить, но в это время с таджикского берега раздалась частая автоматная дробь, за ней – вторая, темноту исполосовали красные трассеры; они тянулись из разных точек, пересекаясь в кустах, откуда мы начали переход реки; затем воздух сотрясли более редкие и тяжелые удары – подключился крупнокалиберный пулемет. Трассеры замельтешили, засуетились, рикошетом уходя вертикально вверх; где-то недалеко от нас, около «колючки», что-то вспыхнуло, лопнул взрыв, и мне показалось, что в кустах пляшут тени людей, тускло освещенных бликами реки.

– Дождались! – крикнул я и, схватив Валери за ворот безрукавки, рывком поднял вверх. Страх придал ей сил, и она уже не сопротивлялась, тем более что я вынужден был опять повернуться лицом к Афгану и, низко склонившись над водой, уходить от пуль. Она побежала за мной, мы снова вошли в воду, Валери упала, не сделав и трех шагов.

– Все! Не могу… – с трудом говорила она, но я не слушал ее и уже не пытался чем-то утешить и успокоить, а становился злее и жестче. Нас заметили, во всяком случае пограничники или группа прикрытия были совсем близко от нас и наблюдали за рекой. Теперь наши жизни не стоили ничего, потому что, перейдя «колючку», мы подписали себе смертный приговор, превратились в мишени, огонь по которым ведется только на поражение. Объяснять все это Валери и просить ее немножко потерпеть было не только бесполезным, но даже опасным занятием, и я, склонившись над ней, когда девушка в очередной раз упала в воду, ударил ее по щекам и вдобавок, намотав ее мокрые волосы на кулак, сильно потянул вверх. Она вскрикнула, но подчинилась моей воле, уже боясь меня намного больше, чем стрельбы, быстро поднялась на ноги.

Я подталкивал ее в спину, заставляя бежать из последних сил. Стрельба за нашими спинами не утихала, трассеры теперь неслись над водой чуть в стороне от нас и гасли, вонзаясь в темный афганский берег. Я прикрывал ее спиной, но, если бы меня подстрелили, Валери вряд ли смогла бы сама добраться до берега. У меня теплилась робкая надежда, что намокший и ставший тяжелым рюкзак сумеет задержать полет пули, и, пробив коврики, спальники и палатку, она остановится где-нибудь в миллиметре от моего позвоночника. Везучий я человек или нет, узнаю только тогда, когда выберусь на берег в безопасное место и вытряхну из рюкзака пули.

Сколько времени мы боролись с рекой, вязким песком и со смертельной усталостью – сказать трудно. Мы выбрались сначала на мелководье, а потом и на сухой песок уже на четвереньках, будто оба были вдымину пьяны. Стрельба на противоположном берегу постепенно угасала, но я уже не оглядывался назад. Все, что осталось позади, было отрезано от меня серебряным шрамом Пянджа, как бездонным ущельем, мост через которое я только что сжег. И мне показалось, что прошли годы с тех пор, как мы выехали на сером «жигуленке» с дачи, как дремали на подушках в жарко натопленной комнате после полуночного ужина, как я нес Валери на руках по узкой грязной улочке кишлака. Там я еще был человеком, который мог что-то доказать и надеяться на помощь милиции, властей или бывших сослуживцев, оттуда тянулась пусть долгая, но легко преодолимая дорога к дому, где в кухонной раковине все еще сохнет невымытая посуда, и барабанит дождь по оцинкованному подоконнику, и пенящиеся гребни разъяренного моря с грохотом выбрасываются на мокрый асфальт набережной, и так пронзительно остро пахнет водорослями и холодной водой. А здесь, на мокром берегу, подмытом мутной рекой, плавно переходящем в отвесные стены мрачных гор, я стал никем, с точки зрения физиологии – биологической субстанцией, у которой нет ни прав, ни гарантий на дальнейшее существование, я стал неким инородцем, неверным, выпустить кишки которому сочтет за честь любой мусульманин, и, ко всему прочему, подчиняющимся двум своим вооруженным собратьям.