Моя любимая дура - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дышев cтр.№ 50

От нестерпимо яркого света у меня слезились глаза. Лера забыла купить мне очки. Но не слишком ли я много требую от малознакомой мне девушки? Ее трепетная забота обо мне и без того подарок судьбы… До вершины, казалось, осталось всего ничего. Но каждый гребень, который я принимал за вершинный, по мере моего приближения к нему оказывался большой кочкой, за которой показывал свои могучие плечи очередной гребень. Чувство полета, которое давала канатная дорога, усиливала эйфория, охватившая меня. Ясно и чисто было не только на небе, но и у меня в душе. Теперь я четко видел цель и прекрасно знал, как ее достичь. Хребет Крумкол через несколько минут плавно подплывет к моим ногам. И оттуда, сверху, я увижу голубое, испещренное ломаным и колотым льдом тело ледника Джанлак. Я спущусь к нему и пойду вдоль его русла к его окончанию, к оскаленной пасти, которая месяц назад обвалилась и поглотила людей вместе с частью шоссе. Теперь никто и ничто мне не помешает. Я почти дошел к тебе, Ирина, как ни трудно мне это было сделать. Я уже рядом. Потерпи немного! Может быть, ты поднимешь голову и кинешь взгляд на хребет как раз в тот момент, когда я буду стоять на его обдуваемой ветрами узкой спине…

Слезы застилали мне глаза. Это от яркого света. Сентиментальность здесь ни при чем. Разве близость к цели, разве победа над обстоятельствами когда-либо вызывали у меня слезы?.. Но как же я уйду, не попрощавшись с Лерой, не вернув ей долг? Повременить немного, попытаться найти ее на склоне и хотя бы взять домашний адрес.

Повременить? В то время, когда мне хочется заставить канатную дорогу двигаться быстрее? Когда хочется вскочить на канат и, балансируя на нем, словно циркач, побежать вперед, опережая кресла с изумленными лыжниками? Скорее, скорее к Ирине! А вниз по склону я буду бежать как угорелый, буду катиться как бревно, буду скользить на собственной заднице. Ведь до Ирины рукой достать можно! Как я могу повременить?

Я не знал, как поступлю, очутившись на склоне. Долг – даже если он денежный, даже если перед малознакомым человеком – имеет для меня равную силу перед остальными долгами. Долги не гасят друг друга только потому, что их много и одни важнее других. Я привык ставить их впереди всех своих житейских дел, причем не в очередь, а в шеренгу. И возвращать по возможности все сразу.

Вот и последняя, четвертая очередь. Здесь кажется, что канатная дорога поднимает кресло почти вертикально вверх, словно строительную люльку для малярных работ. Открылся такой вид, что у меня перехватило дух. Повсюду, насколько хватает глаз, – горы и снега. Лес, кажущийся высохшим клочком мха, остался далеко внизу. Вверху – только вершина с воротничком снежного карниза, похожего на застывшую волну, вопросительным знаком нависшую над берегом. Как медленно я поднимался! Ожидание напоминало болезнь в ее острой фазе. Я снял страховочную цепочку, готовясь сойти с кресла, как только под моими ногами окажется дощатая платформа. Уже был слышен шум электромотора, вращающего огромное колесо… Сколько времени займет дорога вниз, к леднику? Хребет Крумкол находится на высоте чуть более трех тысяч шестисот метров. А основание ледника Джанлак, дай бог памяти, на двух тысячах пятистах. Значит, мне предстоит преодолеть перепад высот чуть более километра. Все, конечно, зависит от крутизны спуска. Но часов пять уйдет только так…

Вот и конечная станция. Двухэтажный домик под острой треугольной крышей. На втором этаже кафе, прокат снаряжения и даже гостиничные номера для любителей экзотики, а на первом – машинное отделение и платформы.

Я соскочил на платформу и прошел по узкому коридору на выход. Опять мою душу заполнил восторг, какой всегда испытываешь, когда находишься на вершине. Иллюзия покорения. Неважно, что сюда меня привезла канатная дорога. Ощущения почти те же самые, какие мы испытали с Ириной, стоя на вершине Эльбруса, покорив ее на соревнованиях по скоростному восхождению. Усталости нет, это да. Но кружится голова, дышится часто, и кажется, что каждый вздох не полный, и потому все никак не можешь надышаться. Это проявляет себя «горняшка» – горная гипоксия… Снег скрипит под ногами, как в ядрено-морозный день где-нибудь в Питере на набережной. А небо! Господи, какое синющее небо! Заглядевшись на обитель бога, я чуть не наехал на парочку, позирующую фотографу на фоне грандиозных снежных карнизов, похожих на завитки ионической капители колонны.

Людей много. Кое-кто забрался сюда ради любопытства и чтобы отобедать в поднебесном кафе, но большинство – со сноубордами наперевес. Я не принадлежал ни к первой категории, ни ко второй. На меня никто не обращал внимания. Я шел по тропе к противоположному склону, над которым была оборудована площадка, огороженная красной лентой. Может, мне повезет, и я увижу идущую вниз тропу, пробитую в толще снега. По тропе спускаться намного легче и, главное, быстрее… А что это за табличка, воткнутая в снег посередине площадки? «К КРАЮ НЕ ПОДХОДИТЬ!» Все правильно. Дело спасателей – предупредить. А дело отдыхающих – плевать на эти таблички с высокой башни в меру своей безбашенности. И все же мне не стоит привлекать внимания. Не хочется, чтобы вокруг собралась толпа, которая будет следить за мной…

Я зашел на площадку. Сделал еще шаг ближе к краю – уже по целинному снегу, не вытоптанному любителями экзотики. Потом еще шаг… Внутри меня что-то оборвалось. Я смотрел вниз, и мне казалось, что от ужаса шевелятся волосы… Нет, Кирилл Андреевич, по такому склону ты не спустишься. Ни бегом, ни ползком, ни на заднице. Потому что это не склон. Это почти отвесная снежно-ледовая стена. С нее можно только прыгнуть, чтобы разбиться.

Я отступил назад, сел на снег и закрыл ладонями лицо. Только что цель была так близка, и вдруг – снова до нее целая вселенная. Очередной удар судьбы. Его даже насмешкой не назовешь, ибо с такой периодичностью и жестокостью не шутят и не насмехаются. Я не помню, когда еще я переживал такую длинную череду неудач… Что же мне делать? Ирина, я чувствую себя предателем! Будто я дал тебе слово, что очень скоро мы встретимся, и твоим мучениям наступит конец, и ты поверила мне, и этим последним часам ожидания ты уже пожертвовала остатки храбрости, терпимости и воли. Но сегодня наша встреча отменяется. Прости меня, прости, но тебе придется ждать, пока я что-нибудь придумаю, пока мои мозги не разродятся на какое-нибудь простое и гениальное решение.

– Эй, дружбан, щелкни нас напоследок!

Я поднял голову. Загораживая собой солнце, рядом стояли два экстремала, похожие на черных манекенов из магазина спортивной одежды. Оба в широченных штанах, футболках с короткими рукавами, нелепых шапочках с рожками, в солнцезащитных очках с перламутровыми стеклами, в высоких, с раструбами, кевларовых перчатках, достающих почти до локтя. За спинами они держали малиновые сноуборды. Мне протянули фотоаппарат.

Счастлив тот, кто распоряжается только своей судьбой. От парней веяло какой-то недосягаемой для меня жизнью, легкой, пустой, похожей на разноцветное конфетти в момент их феерического вылета из хлопушки. Я сфотографировал экстремалов на площадке. Тогда они попросили меня перейти на противоположный склон. Там они стали позировать у большого щита с надписью: «ЛАВИНООПАСНЫЙ УЧАСТОК! СПУСК НА ЛЫЖАХ ИЛИ СНОУБОРДАХ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН! ЭТО КРАЙНЕ ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!« Показывали объективу язык, вскидывали вверх средний палец, поднимали свои малиновые доски, как штанги, над головой и при этом пронзительно кричали: «Вау!», «У-у-йу!», «Йе-ессс!», словно фотопленка была способна запечатлеть и звуки тоже.