— Что я могу ответить? — произнес я. — Наркоманка Танюша во всей этой истории играет явно не последнюю роль.
— Еще бы! Это деградировавшая личность — дно. Для нее не составляет никакого труда убить человека.
— Насчет деградировавшей личности ты немного преувеличил. Эту Танюшу я представляю себе несколько иначе. Это несчастный и очень ранимый человек, и она как раз совсем не похожа на убийцу.
Мой вывод Леше не понравился. Он стал давить на меня своим интеллектом.
— Ты, наверное, не сталкивался с наркоманами. А вот я, когда работал в наркологии, насмотрелся на них до блевотины. Это дно, Кирюша, ниже наркомана человек не в состоянии опуститься. За такую ампулу, — он поднес осколок к моему лицу, — они не то что тебя или меня убьют, они маму родную на веревке вздернут, ребенка своего продадут к чертовой матери. А ты говоришь: ранимый человек.
— Но как это дно, выражаясь твоим термином, могло оказаться на яхте вместе с Милосердовой? Ведь между ними должна быть бездна, пропасть, космос! Умная деловая женщина, банкир, — и деградировавшая наркоманка? Что их могло связывать?
Леша пожал плечами.
— Я могу лишь предположить.
— Предполагай!
— Татьяна могла попасть на яхту совершенно случайно.
— А на орбитальный комплекс «Мир» она не могла случайно попасть?
— Не надо иронии. Все проще, чем тебе кажется. Наркоманы — люди без логики. Сами они полагают, что действуют логично, а мы видим, что их поступки бессмысленны, жестоки и абсурдны. Допустим, что в состоянии наркотического опьянения эта девица бродила где-то в районе мыса Ай-Фока. Увидела яхту, и ноги сами понесли ее на борт. Возможно, она была со своим любовником, а я больше чем уверен, что он тоже наркоша. Капитан яхты принял их за клиентов, которым должен был сдать яхту напрокат, и спокойно сошел на берег. Через некоторое время на яхту поднялась Милосердова — естественно, с сопровождением. Дальше могло быть все, что угодно. Наркоманы могли взять их в заложники и потребовать деньги. Мужчину могли убить, труп выкинуть за борт, а Милосердову — отвезти на остров и там истязать ее, насиловать, а потом размозжить ей череп камнем. Нет, этот парень мне определенно нравится! Необузданная фантазия, свободный полет мысли!
— Молодец, — похвалил я его снисходительным тоном учителя. — Только вся твоя версия никак не ложится на некоторые факты.
— Что там не ложится? — не моргнув глазом ответил Леша. — Давай сюда свои факты, сейчас положим!
— Ну, скажем, мне не совсем ясно, к чему озверевшим наркоманам, страдающим полным отсутствием логики, совершать какие-то манипуляции с одеждой Милосердовой — переодевать ее в сухое и чистое. Или: как они смогли допереть своими затуманенными мозгами, что надо состряпать улику против меня — написать моим почерком письмо, сунуть его в карман накидки убитой и подкинуть ее в мою лодку, которую затем столкнули в воду. И самое любопытное: откуда у меня взялся счет в «Милосердии»?.. В этом деле, дружочек, присутствует тонкий расчет, который не по силам деградировавшим наркоманам.
Леша поморщился.
— Ты преувеличиваешь умственные способности убийцы. Подумаешь — поддельное письмо! Почти каждый человек в годы своей юности подделывал, например, подписи учителей, когда надо было поставить себе в дневник лишнюю пятерку. Это несложно. Как, в общем-то, и достать образец твоего почерка.
— Но все это надо было готовить заранее! — воскликнул я. — А ты же говоришь о сплошном экспромте: случайно оказались на мысе, случайно взбрело в голову подняться на яхту и так далее.
— Ну хорошо, — сдался Леша. — Экспромт отменяется. Но почему, собственно, мы не можем предположить, что два наркомана в поисках денег на омнопол или морфин спланировали захват в заложники Милосердовой? Старый Караев при жизни был весьма болтлив и любил выпить, он вполне мог сболтнуть в какой-нибудь пивной о том, что в ближайшие дни яхту возьмут в прокат богатые клиенты. Это стало известно двум наркоманам, которые и провернули свое грязное дельце.
— Но ты же только что говорил, что в действиях наркоманов напрочь отсутствует логика! — напомнил я. — А теперь утверждаешь, что они спланировали достаточно сложное дело.
— Ну говорил, говорил, — поморщился Леша. Оказывается, он не любил и не умел проигрывать. — Мало ли что я говорил! Запутался сам и меня хочешь запутать… Подумай над этой версией, не отметай ее напрочь.
— Хорошо, — согласился я. — Подумаю как-нибудь на досуге. А пока я прошу тебя составить мне компанию. Я хочу навестить господина Гурули.
— Кто такой Гурули?
— Это коммерческий директор «Милосердия».
— Ты уверен, что он станет с нами разговаривать?
— Уверен.
19
Это была бы совершенно невыполнимая задача — разыскать господина Гурули, если бы не помощь Володи Кныша. Следствие по делу об убийстве Милосердовой было приостановлено, все меры пресечения сняты, но тем не менее мудрая и многоопытная милиция ненавязчиво держала в поле зрения коммерческого директора скандально известного АО.
— Он теперь на вершине славы, — шепнул мне в коридоре Кныш, передавая листок бумаги с адресом и телефоном Гурули. — Страдалец, отсидевший несколько суток в сизо, борец с коррумпированной милицией. Куда нам с ним тягаться!
Он проводил меня до дверей, ведущих во дворик отделения. Протягивая руку, сказал напоследок:
— Иди через черный ход, не то вкладчики морду набьют… Зря ты все-таки занимаешься этим делом.
Он сделал ударение на слове «этим».
— А чем оно хуже тех, которыми мы когда-то с тобой занимались?
— Не понимаешь? — Нет.
— Тогда ты безнадежен, — резюмировал Кныш и скрылся за дверью.
Мне пришлось сделать большой круг, чтобы вновь очутиться на центральной улице. Митинг у входа в отделение милиции распалялся со скоростью пожара на картонной фабрике. Толпа людей, взявшись за руки, скандировала:
— Мен-тов в тюрь-му! День-ги лю-дям!
В глазах рябили плакаты и транспаранты: «Закрытие дела Милосердовой санкционировали воры народных денег», «Довести следствие до конца!», «Требуем отставки прокурора республики!», «Гурули, где ты закопал денежки?»
Я обошел митингующих на почтительном расстоянии, вынул из кармана лист бумаги, который дал мне Кныш, и прочитал: «Ялта. Чехова, 137. 2-19-89. Виктор Резоевич».
Ялта, конечно, не Бог весть как далеко, но этикет требует сначала позвонить. Я спускался вниз по улице как раз по направлению к междугородному переговорному пункту. Решения я привык принимать быстро и, приняв, уже особенно не задумывался над последствиями. Я включался в игру, которую мне навязали. Счет, который мне кто-то услужливо открыл в «Милосердии», естественно, предназначался для иной цели — скорее всего для того, чтобы навесить дополнительную улику против меня. Теперь же, когда дело Милосердовой было закрыто за отсутствием состава преступления, эту улику сам Бог велел мне использовать в качестве ответного удара.