Один — пожилой, усталый. Он медленно шел старческой
ревматической походкой, чуть шаркая ногами, и видно было, что пешие прогулки
для него — не самое привычное занятие.
Второй шел ему навстречу тоже очень медленно, но эта
медлительность была сродни медлительности бредущего по саванне сытого льва.
Этот человек был довольно молод, хотя определить его действительный возраст
было непросто. Его невыразительное восточное лицо казалось древнее и загадочнее
египетских пирамид, и что-то в нем было такое, из-за чего каждый, кто хоть раз
видел его, запоминал его на всю жизнь и вспоминал потом с ознобом суеверного
ужаса.
Этот человек шел медленно только для того, чтобы не обогнать
идущего навстречу старика и встретиться с ним точно на середине моста.
В машинах, что стояли у ограждений, — и в той, что со
стороны Центра, и в той, что с Выборгской стороны, — сидели снайперы,
держа на прицеле идущих навстречу друг другу людей, один снайпер —
ревматического старика, держащего в старческих руках четверть страны, другой —
восходящую звезду криминального мира, ангела смерти. Каждый из них знал, что
идет под непрерывным сопровождением снайперской винтовки, и понимал, что такая
мера предосторожности неизбежна во избежание нежелательных сюрпризов. На
середине моста два человека остановились.
— Здравствуй, Шаман, — сказал Аркадий
Ильич, — много о тебе слышал. Интересно на тебя живого посмотреть.
— Здравствуйте, Аркадий Ильич, — ответил
Шаман, — я тоже много о вас слышал.
Зачем звали?
— Ты сам говорил, что приходишь в гости один раз, как
смерть. Я хочу тебя попросить навестить кое-кого из моих знакомых.
— Никак собрались выйти на тропу войны? И что же, своей
армии не хватает?
— Да, война у меня действительно начинается. И своей
армии мне бы вполне хватило.
Но есть два соображения, которые заставили меня обратиться к
тебе за помощью. Первое и самое главное: я хочу, чтобы моя война кончилась
сразу же, как только начнется. Я хочу, чтобы она была молниеносной. А ты,
Шаман, молодой и быстрый. Быстрый, как молния — если молва не преувеличивает.
— Вы политик, Аркадий Ильич, и не можете не хитрить.
Только я вам честно скажу: лесть ваша пропала даром, я на такие простые уловки
не реагирую. Говорите, какое у вас второе соображение.
— Второе соображение заключается в том, что я не хочу,
чтобы кто-то понял, что эту войну веду именно я. Мне нужно, чтобы на первых
порах противник понятия не имел, с кем он воюет.
— Это разумно. Скажите, сколько времени должна
продолжаться ваша война?
— Та операция, к которой я хочу подключить тебя, должна
закончиться через пятнадцать часов, лучше — раньше. Самолет я тебе дам.
Шаман посмотрел на Аркадия Ильича с уважительным интересом —
не из-за обещания дать самолет, а из-за сжатых сроков, в которые тот намерен
уложиться.
— Что ж мы с вами можем договориться.
Назовите мне объекты и скажите, что я выиграю от участия в
вашей войне.
— От участия в моей войне вы выиграете, во-первых, мою
дружбу, а во-вторых — торговый порт.
В невыразительных глазах Шамана зажглась искра интереса.
— Ваша дружба, Аркадий Ильич, бесценна, но, боюсь, ее
так же легко утратить, как и приобрести. Вы — политик, а дружба в политике
разменная монета. А вот торговый порт — это очень серьезно. Но сейчас его
держит Трясучий… Значит, из ваших слов я могу сделать вывод, что он тоже стоит
в вашем списке?
— Ты — толковый парень, Шаман. Трясучий действительно
есть в моем списке, но не он будет твоей целью. Это было бы неграмотно. Если мы
хотим, чтобы порт действительно оказался под твоим контролем, ты не должен
участвовать в ликвидации Трясучего, иначе у тебя потом будут проблемы с его
людьми.
Твои объекты будут в Москве.
Шаман слегка поморщился:
— Я не люблю Москву и плохо ее знаю.
Мне потребуется время для ознакомления с обстановкой.
— Времени, к сожалению, нет. Вместо времени я могу дать
тебе информацию. Вот все, что Станиславыч смог подготовить по твоим
объектам. — Аркадий Ильич протянул Шаману несколько дискет.
Шаман кивнул, спрятал дискеты в карман и сказал:
— Мы договорились, Аркадий Ильич. Но у меня к вам еще
одна маленькая просьба.
— Какая? — В голосе Михайлова прозвучало
недовольство. — По-моему, твой гонорар более чем щедр.
— Не спорю. Но во время нашего первого телефонного
разговора вы обращались ко мне на «вы». Я предпочел бы, чтобы так оно и
оставалось впредь.
Аркадий Ильич удивленно пожал плечами:
— Я не против. Просто увидев, как вы молоды, я решил,
что разница в возрасте позволяет такое обращение.
— Моя внешность обманчива, — невозмутимо ответил
Шаман, — разница в возрасте между нами не так велика, как может
показаться. И я хотел бы подчеркнуть, что я не становлюсь вашим человеком, а
всего лишь на определенных условиях выполняю вашу просьбу. Я никогда не буду ни
чьим человеком.
Независимость для меня важнее всего.
— Хорошо, хорошо, — Михайлов поморщился, — я
учту ваше пожелание.
* * *
Надежда помогла Лене переодеться в спортивные брюки и
длинную футболку, дала ей расческу, щетку и кое-какие мелочи, заставила принять
две таблетки аспирина, хоть Лена и утверждала, что температура спадет и так.
Наконец, Надежда отбыла восвояси, унося по просьбе Лены ее платье и туфли: если
нежданно-негаданно нагрянут хозяева — сатанисты, нужно будет срочно уносить
ноги и некогда будет собирать вещи по углам.
Алексей запер за Надеждой дверь и вернулся в комнату.
Светало, через открытую форточку доносилось щебетание птиц. Лена сидела на
кровати, кутаясь в одеяло. Спать больше не хотелось. Нужно было собраться с
мыслями и решать, что делать дальше. Но очень мешал и пугал человек в маске.
Кто же он такой и чего от нее хочет?
— Послушайте, — прошептала Лена, — кто вы
такой и как вас зовут?
— Какая разница, — усмехнулся он, — ну,
Алексей.
— А меня — Лена. — Она тут же испугалась, что в
свое время на вопрос Надежды она ответила, что ее зовут Ольга. —
Послушайте, Алексей, за что вы на меня злитесь? Ведь я не сделала вам ничего
плохого. — Он отвернулся к стене и молчал. — И у меня к вам просьба.
Снимите все же маску. А то мне кажется, что там — монстр. А
если вы боитесь, что я увижу ваше лицо, то я могу закрыть глаза.
За что он на нее злится, думал Алексей. Она вовсе не так
сильно спутала его планы, как он жаловался Надежде. Ведь он успешно взорвал
весь арсенал лагеря. Это — первый шаг. Женщина, конечно, в его деле была
лишней, с ней приходилось возиться, но он злился на нее не за это. А за то, что
его к ней тянуло. Сколько он уже один? Пятый месяц. Долгий срок для нормального
мужчины. Пока его окружали деревенские толстомясые тетки, он держался. Но
здесь, рядом с ней, так близко.., этак можно совсем с катушек сойти. Хорошо бы
уйти отсюда подальше, но он не может оставить ее одну — мало ли что придет ей в
голову. Она может сбежать, обратиться в милицию. И, скорее всего, опять попадет
в руки тех, из лагеря. Сейчас, ночью, им не до того, пожар тушить надо, но к
утру опомнятся и станут шастать по окрестностям. Он надеется, что подземный ход
они не найдут, и часов в семь надо будет поразведать, как там дела. Но пока..,
он уловил слабый запах ее духов.