Субмарины уходят в вечность - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 71

— Обычно Посланник свое слово сдерживает.

— Мы сможем усилить этими исключительно нашими и столь же исключительно бесстрашными людьми оборону фюрер-бункера. Правда, хотел бы я знать, откуда они сейчас возьмутся там, в Берлине, эти его тибетцы.

— Из тибетских монастырей.

— Они пришлют нам монахов?!

— Специально подготовленных… монахов. Скорее всего, их десантируют с дисколетов.

Гиммлер задумчиво потер подбородок и, ничего не ответив, впал в глубокое раздумье, словно обер-диверсант рейха только что сообщил ему о чем-то совершенно невероятном.

— Русских эти тибетцы сдержать, конечно, не смогут, — наконец произнес он.

— Но ведь основная их задача заключается не в этом, — напомнил ему Скорцени.

— Вы правы, не в этом.

— А в том, чтобы не допустить ухода фюрера из бункера, его бегства из подземелий рейхсканцелярии. Все переговоры между Борманом, Геббельсом и Посланником Шамбалы касались именно этой, секретной, части операции тибетцев.

Гиммлер опять задумчиво потер подбородок и вопросительно взглянул на обер-диверсанта, который по-прежнему оставался для него самой большой загадкой рейха. Более загадочной личности в современной Германии просто не существовало. Причем Гиммлера она интриговала даже больше, нежели личность Посланника Шамбалы.

— А ведь признайтесь, Скорцени, что вам хотелось бы спасти фюрера.

— Хотелось бы. В конце концов, речь идет о фюрере.

— Почему же до сих пор не прибегли к этой операции? Только откровенно, никаких гонений на вас не последует. Просто я пытаюсь понять, что происходит, разгадать загадку вашего поведения.

— Во-первых, этого спасения не желает сам фюрер…

— Точнее было бы признать, что он все еще колеблется, больше смерти опасаясь оказаться в русском плену. Однажды он даже высказал опасения, что русские поместят его в клетку и станут возить по своим городам, показывая его, как некое чудовище.

— Во-вторых, рядом с ним находятся Борман и Геббельс.

— Там находятся такие церберы, как Борман и Геббельс, — ужесточил формулировку Гиммлер, — которые делают все возможное, чтобы убедить фюрера остаться в бункере, сложить с себя полномочия и принять яд. Это мне тоже понятно. Но ведь вы совершали похищения дуче и адмирала Хорти. Что для вас операция по похищению или спасению — это не суть важно — Гиглера? Не убеждайте меня, что такая операция вам не под силу, иначе я попросту разочаруюсь в вас как в идеале всех европейских диверсантов.

— Я не стану разочаровывать вас, рейхсфюрер.

— Тогда же что происходит? Ждете приказа фюрера? Самолюбиво дожидаетесь, когда он попросит вашего заступничества?

— Меня тоже порой удивляет, почему до сих пор я ни от кого не получил приказа спасти фюрера: ни от него самого, ни от Бормана или Геринга, ни, простите, рейхсфюрер, от вас.

— При этом вы прекрасно понимаете, что окончательное решение принимает фюрер. Он решает: оставлять Берлин или оставаться в нем до последнего дня обороны. Хотя я согласен с вами, что в этой ситуации возникает вопрос: а зависит ли окончательное решение именно от него, от фюрера? Вы терзаетесь этим вопросом. Однако ни разу не попытались пробиться к фюреру и найти ответ на него. Вот почему я предположил, что вы ждете, когда фюрер попросит вашего заступничества. И объясняю: этого не будет, потому что фюрер уже не осознает, в какую западню загнали его люди, которых он считает самыми надежными и преданными.

Несколько мгновений Скорцени сверлил Гиммлера взглядом, решаясь на откровение перед ним как на самый рискованный шаг.

— Мне действительно очень хотелось спасти фюрера Велико-германского рейха.

— Вот-вот, — подбодрил его Гиммлер, как следователь — преступника, созревшего для трудного, убийственного для него самого признания. — Все-таки хотелось бы. Я вас понимаю, именно поэтому и задал этот вопрос.

— Но всякий раз, когда я задумываюсь над последствиями подобной операции, то начинаю понимать, что это я всего лишь буду пытаться спасти… фюрера, истинного вождя Великогерманского рейха, в котором так нуждается сейчас германский народ. А на самом деле спасу я всего лишь… Гитлера. Все того же Гитлера, который уже упустил свой шанс и при этом погубил армию, СС и всю Германию. Но если я способен спасти только Гитлера, тогда возникает вопрос: ради чего?

Дослушивал его Гиммлер, опустив голову и потирая носком сапога до блеска надраенную дощечку паркета.

— Вы не догадываетесь, Скорцени, насколько точно вам удалось сформулировать все то, что лично мне сформулировать так и не удалось. Даже для самого себя.

Декабрь 1944 года. Атлантический океан.

Борт субмарины «U230» (позывной — «Колумбус») из состава секретного соединения субмарин «Фюрер-конвоя».

Когда на рассвете капитану почтово-пассажирской шхуны, шедшей под бразильским флагом, рулевой доложил, что справа и слева по борту всплыли германские подводные лодки, он попросту не поверил. И лишь увидев с бака своего судна две идущие параллельным курсом огромные субмарины со свастиками на бортах, понял: то ли все еще не пришел в себя после вчерашней вечерней попойки, то ли мир действительно перевернулся.

В этой части океана капитан «Императрнс» готов был увидеть все, что угодно, — хоть «летучего голландца», а хоть спускающегося с небес Огненного Змея, легенды о котором гуляли по портовым кабачкам всего латиноамериканского побережья, но только не германские субмарины! Только не эти призрачные подлодки со свастиками на бортах.

А еще через несколько минут двигатель шхуны был заглушён, а все двадцать шесть членов экипажа во главе с капитаном Манеасом, а также четверо почтовых служащих стояли на коленях в носовой части судна и, творя молитвы, наблюдали, как по двум абордажным трапам на борт поспешно поднимаются вооруженные автоматами германские матросы.

Вскоре в глубине пассажирских надстроек раздались два пистолетных выстрела и несколько коротких автоматных очередей. Это пытался оказывать сопротивление кто-то из троих почтовых охранников, однако пиратствующие германцы быстро пресекли его бессмысленную затею, и все трое охранников, один убитый и двое раненных, но еще живых, полетели за борт.

Ужаснувшись их участи, команда с еще большим рвением предалась молитвам, которыми уже не способна была растрогать ни германских пиратов, ни тем более — Господа.

Ухватившись руками за фальшборт, капитан Манеас, седовласый пятидесятилетний моряк в неприлично засаленном офицерском кителе, наблюдал, как с мостика «Черного призрака» по всплывшему охраннику моряки, подзадоривая друг друга, стреляли, как по живой мишени. По щекам его катились слезы. Вот только оплакивал он не охранника, которого почти не знал, и судьба которого ему была безразлична, а свое убийственное невезение.