Маньчжурские стрелки - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 94

— Что тут можно сказать? Вот она — Европа: от Волги до Средиземного моря! Гуляй, живи, водку пей, баб… и все такое прочее. Какого черта торопиться на тот свет, если этого еще не познал? А что касается этих беглецов… Не верю, чтобы они сговорились вместе идти. То ли врозь разбежались, то ли татарин зарезал часового Мамонта и бежал.

— Точно, бежал, — поддержал его старшина. — Здесь рядом несколько татарских сел. Туда Санджаков и подался, чтобы священную войну разжигать. Только вряд ли Мамонт решился бы идти с ними, среди мусульман долго не продержался бы.

Однако для Иволгина подробности этого бегства никакого значения уже не имели.

— Вчера я потерял своего последнего боевого товарища, последнего белого офицера, с которым мы вышли из Маньчжурии, — удрученно исповедовался он, сомкнув руки у подбородка и потрясая ими так, словно заклинал Господа то ли простить ему эту потерю, то ли каким-то образом восполнить ее. — Пока рядом был он, ротмистр Чолданов, мы продолжали оставаться группой маньчжурских стрелков, той группой, которую привел сюда князь Курбатов. Но теперь Чолданова нет, я остался один, — отрешенно обвел он взглядом застывших над ним полукругом Перса, Кондакова и старшину Кайманова. Все они казались ему теперь ненадежными и совершенно чужими.

— Ну, это понятно, понятно, — попытался утешить его старшина. Никакой особой подготовки он не имел, вырастал в городе и к бродячей жизни был совершенно не приучен, поэтому с ужасом думал о том, что станет делать, когда группа распадется. — Это пройдет. Нас вон еще четверо, со временем народу прибавится…

— Тела наших маньчжурских стрелков разбросаны теперь на всем пространстве от маньчжурской границы до Германии, — не слышал его доводов Иволгин, — а я почему-то все еще жив, все еще сижу где-то посреди России, словно погорелец — на родовом пепелище и чего-то жду…

— Во-первых, вы забыли обо мне, — остервенело скреб свою вечно шелушащуюся грудь Перс. — Конечно, я не начинал с Маньчжурии, но повышал в чине и благословлял меня на диверсионный хлеб все тот же князь Курбатов. Кроме того, у нас появилось еще два стрелка. А главное, теперь у нас появилась цель — германский фронт, Берлин. Притом, что вокруг нас — тьма врагов. Их несметное количество — этих самых врагов, что всегда приводило князя Курбатова в неописуемый восторг.

— Но оказалось, что я не могу воспринимать этот мир и сражаться в нем, как это умел делать Курбатов. Вы правы, прапорщик, чем больше врагов появлялось вблизи, тем князь чувствовал себя увереннее. Теперь, когда Курбатова нет рядом… тем более что неизвестно, жив ли он вообще, я могу сказать: да, это диверсионный гений. Будь он сейчас здесь, все выглядело бы совершенно по-иному. Мне тоже казалось, что я способен действовать так же. Откровенно завидовал Курбатову, а потому стремился быть похожим на него, подражать ему. Чего уж тут греха таить, ждал того дня, когда сам смогу возглавить группу, которая постепенно станет перерастать в отряд, полк, армию… Теперь я понимаю, что все эти мои иллюзии происходили от романтического взгляда на современную русскую действительность, однако не об этом речь сейчас, не об этом…

— Еще не все потеряно, подполковник, — усмехнулся Кондаков, считая, что командир уже выговорился. — Хотелось бы, конечно, встретиться с этим вашим легендарным Курбатовым, но ведь и у вас еще не все патроны израсходованы, ворон меня не клюй. Нужно только отказаться от идеи поволжского восстания и подумать, как жить дальше.

— В том-то и дело, — подхватился Иволгин, — что не могу отказаться. Так мечтать, так готовиться! В том-то и подлость моей натуры, что не могу, — обреченно как-то развел он руками. — Одни погибли, другие разбегаются, а по селам мужички плюют нам в лицо и рвут на груди рубахи: «На, стреляй, белогвардейская гадина!». Кто тут теперь наши враги? Эти русские крестьяне и солдаты? Но ведь они же — русские.

— Русские — не русские — к стенке, — процедил Перс.

— К стенке? Кого?! Их миллионы! Мне их за сто лет не перестрелять. Но самое страшное, что все они, прапорщик Гвоздев, все до единого, — русские. Невзирая на то, каковы в действительности их этнические корни.

— Остановись, подполковник, — окрысился Кондаков, — остановись! Еще пару таких истерик — и подашься в ближайший военкомат записываться добровольцем в Красную армию.

— Не исключено, — почти в отчаянии пробормотал Иволгин.

— Сомневаюсь, господин подполковник, что решились бы на сдачу с повинной, — уже более уважительно молвил Кондаков. — Хотя бы ввиду полной бессмысленности подобной сдачи.

— Как знать, как знать, — вздохнул подполковник.

— Мне тоже приходилось видеть такого, как ваш Курбатов, — ушел от этой темы лагерь-майор, — только он был австрийцем и звали его Отто Скорцени. Возможно, из тех же гениев от диверсии. Но только и я, лагерь-майор Кондаков, как называли меня, тоже пока еще Христом Богом не проклят, ворон меня не клюй. Я опять свободен, у меня в руках оружие, а вокруг испохабленная коммунистами Россия; на тысячи верст — что на запад, что на восток — Россия. Лично я предпочел бы идти на запад. Если не смогу прорваться через фронт или не успею дойти до него до конца войны — здесь останусь. Ремеслу, как говорится, обучен, так что не пропаду, ворон меня не клюй.

Все трое вопросительно взглянули на старшину Кайманова; он один пока что отмалчивался.

Старшина поскреб ногтями заросший сединой подбородок, уважительно покряхтел и, опираясь на пристроенный на пеньке автомат словно на посох странника, произнес:

— На запад идти уже бессмысленно. Там все забито войсками — нашими, красными то есть, и германскими. Не пройти нам. К тому же красные скоро будут в Берлине. Поэтому уходить советую на восток, за Урал, в Сибирь, где ни войск, ни власти, а по селам таежным годами отсиживаться можно, охотой промышляя, если только не удастся дойти до Маньчжурии, Монголии или Персии. Я-то ведь сам родом из-под Томска, что такое Сибирь — знаю. Рядом с нами было селение старообрядцев, так кого только они не прятали у себя, лишь бы только объявил, что к вере их пристает. Так что советую передохнуть здесь пару деньков, а затем подремонтировать наш плот и вернуться на левый берег Волги.

Остальные стрелки переглянулись, однако промолчали, давая понять, что окончательного решения пока что не будет.

…После стычки на железнодорожном переезде прошло несколько напряженных минут. Появилась подвода, на которой сидели трое полицаев, однако Беркут решил не трогать их, поскольку на подходе был воинский состав с тяжелой техникой.

Три первых вагона оказались купейными, и оттуда, из-за занавесок, выглядывали офицеры. Беркута так и подмывало ударить по ним автоматной очередью, но решил, что лучше использовать для такого обстрела оставшуюся ленту пулемета. Он вспомнил «железнодорожные эксцессы», которые они устраивали вместе с сержантом Крамарчуком [30] . А ведь можно считать, что, будучи только вдвоем, они вывели из строя столько солдат противника, словно выиграли три-четыре хороших боя. Не понеся при этом никаких потерь.