— Со всеми ожерельями.
— Я переплатил за нее на аукционе, и каждые три месяца, что она стояла непроданная, повышал цену. В конце концов она стала такая дорогая, что кто-то не устоял перед искушением. Мне жаль было с ней расставаться, но я получил за нее хорошие деньги и купил кое-что еще. — Он взял меня под руку. — Сейчас покажу. Этой весной я на месяц ездил в Африку. Две недели провел в Мали, в стране догонов. Прелестный первобытный народец — хижины точь-в-точь как у племени анасази на плато Меса Верде. Вот эта вещь — оттуда. Вместо глаз — квадратные дырки, все очень непосредственно, никаких лишних красот.
— Ты далеко пошел, — сказал я.
— Ого, — отозвался он. — И в самом деле, правда? Когда я впервые познакомился с Чансом, он тоже преуспевал, но совсем по другой части. Он был сутенером, хоть и непохожим на обычных представителей этой профессии, которые разъезжают на розовых «кадиллаках» и носят лиловые широкополые шляпы. Он тогда нанял меня, чтобы найти человека, который убил одну из его девиц.
— Всем этим я обязан вам, — сказал он. — Из-за вас я тогда бросил свое дело.
В каком-то смысле это была правда. К тому времени, как я выполнил его задание, убили еще одну его девицу, а остальные разбежались.
— Тебе так или иначе пора было менять профессию, — сказал я. — У тебя начинался критический возраст — полжизни ты уже прожил.
— Да нет, я тогда был еще слишком молод. Я все еще слишком молод. Послушайте, Мэттью, ведь вы пришли не просто для того, чтобы со мной поболтать?
— Нет.
— Или выпить чашку кофе?
— И не для этого. Вчера вечером я кое-кого видел на боксе. И подумал — может, ты мне скажешь, кто это.
— Кого-то из тех, что сидели со мной? Из угла Рашида?
Я отрицательно покачал головой.
— Он сидел в первом ряду, у самого ринга, в центральном секторе. — Я нарисовал пальцем в воздухе схему. — Вот ринг, вот где сидел ты — у самого синего угла. Вот где сидели мы с Баллу. А тот тип, который меня интересует, сидел примерно вот здесь.
— Как он выглядел?
— Белый, с залысинами, рост — приблизительно метр восемьдесят, вес — что-нибудь около восьмидесяти пяти.
— Тяжеловес. Как был одет?
— Голубой блейзер, серые брюки. Светло-голубой галстук в крупный горошек.
— Ах, галстук? Остальное в точности, как у всех. Я бы его, наверное, заметил, только что-то такого не помню.
— С ним был мальчик. Лет пятнадцати, светло-каштановые волосы, возможно, его сын.
— А, видел я их, — сказал Чанс. — Во всяком случае какого-то отца с сыном в первом ряду, только не смог бы описать, как они выглядели. Да и заметил их только потому, что это был, пожалуй, единственный ребенок во всем зале.
— Но ты знаешь, о ком я говорю.
— Да, но кто он, сказать не могу. — Он прикрыл глаза. — Я почти могу себе его представить, понимаете? Почти вижу, как он там сидит, — но если бы вы попросили меня его описать, я бы не смог, а только пересказал бы ваши же слова. А что он сделал?
— Сделал?
— Ведь он замешан в какое-то дело, верно? Я думал, вы пришли в Маспет только посмотреть на бокс, а вы, наверно, были там по делу, да?
Я был там совсем по другому делу, но вдаваться в такие подробности было незачем.
— Да, по делу, — сказал я.
— И этот тип в него замешан, но вы не знаете, кто он.
— Возможно, и замешан. Чтобы знать точно, мне надо выяснить, кто он.
— Понял. — Чанс задумался. — Он сидел прямо у ринга. Видимо, заядлый болельщик. Может быть, постоянно туда ходит. Я чуть не сказал, что ни разу не видел его в Медисон-Сквер-Гарден или где-нибудь еще, но, по совести говоря, я начал более или менее регулярно ходить на бокс только после того, как вложил деньги в Рашида.
— И много ты в него вложил?
— Очень мало, можно сказать, минимально возможную долю. Он вам все еще нравится? Вчера вечером вы сказали, что да.
— Производит хорошее впечатление. Только пропустил слишком много ударов правой.
— Знаю. Кид сказал то же самое. Но у этого Домингеса очень резкий удар правой.
— Да, неожиданный.
— В самом деле. А потом он вдруг скис. — Чанс улыбнулся. — Люблю бокс.
— Я тоже.
— Жестокий, варварский спорт, я его не оправдываю. Но мне на это наплевать. Люблю его, и все тут.
— Знаю. А в Маспете ты раньше бывал. Чанс?
Он покачал головой:
— Это же черт знает где. Правда, не так уж и далеко от того места, где я живу, — от Гринпойнта, только я ехал туда не из Гринпойнта и оттуда не в Гринпойнт, так что это не играло никакой роли. Я поехал туда только потому, что у нас там был бой.
— Ты будешь там еще?
— Если нам снова назначат там бой и если мне не понадобится быть где-нибудь еще. Следующий бой у нас через три недели, считая с будущего вторника, в Атлантик-Сити. — Он улыбнулся. — В зале Дональда Трампа — надеюсь, это не такая дыра, как «Нью-Маспет».
Он рассказал мне, с кем предстоит драться Рашиду, и сказал, что надо бы и мне приехать. Я ответил, что постараюсь. Еще он сказал, что по их плану Рашид должен драться каждые три недели, но пока что получается примерно раз в месяц.
— Жаль, что не смог вам помочь, — сказал он. — Я могу порасспросить кое-кого, если хотите. Эти ребята из нашего угла — они все время ходят на бокс. Вы все еще живете в том отеле?
— Да.
— Если я что-нибудь услышу…
— Буду благодарен. Чанс. И, знаешь, я рад, что у тебя все хорошо.
— Спасибо.
Уже в дверях я сказал:
— Да, чуть не забыл. Ты что-нибудь знаешь о той девице с плакатом?
— О какой?
— Ну, о той, что скакала по рингу и показывала номер следующего раунда.
— Сказал бы, если бы что-нибудь знал. Но знаю только, что ноги у нее длинные.
— Это я тоже заметил.
— И тело красивое. Помнится, его довольно много было видно. Но боюсь, что больше о ней ничего не знаю. Благодаря вам, Мэттью, я этими делами уже не занимаюсь.
— «Этими делами»? По-твоему, она похожа на девушку, которая этим занимается?
— Что вы, нет, конечно, — сказал он. — По-моему, она вылитая монашка.
8
На Шестой авеню, наискосок от башни из стекла и стали, где помещается штаб-квартира Эф-би-си-эс, есть бар, который называется «Хэрли». Много лет его постоянными посетителями были сотрудники Эн-би-си, а прославил бар Джонни Карсон
[22]
, когда вел свои прямые передачи из Нью-Йорка: с этим заведением были связаны все шуточки его персонажа Эда Макмэхена, когда тот немного выпьет. «Хэрли» до сих пор находится на прежнем месте — в одном из немногих старых домов, еще сохранившихся на этом отрезке Шестой авеню. Телевизионщики и сейчас ходят сюда, чтобы скоротать свободный час или свободные полдня, и одним из таких постоянных посетителей был Ричард Термен. Он часто заглядывал в «Хэрли» после работы и выпивал рюмку-другую, прежде чем ехать домой.